Фарида Забирова: Памятники должны не как выбитые зубы — поодиночке стоять, а быть в своей среде

Журналист KazanFirst встретилась с защитницей памятников культуры, чтобы узнать, как найти баланс между историей и современностью, а также почему безобразия, которые творились с застройкой в 90-х — начале нулевых в Казани, больше не повторятся.

Мария Рудакова — Казань

Фарида Забирова известна как защитница памятников истории и культуры с 40-летним стажем. Сейчас она занимает пост заместителя председателя Татарстанского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, является государственным экспертом историко-культурной экспертизы, советником РААСН, преподает на кафедре реставрации в КГАСУ, руководит компанией «ЗАБИР», имеет звание «Заслуженный архитектор Республики Татарстан», с 1991 по 2001 гг. возглавляла Управление охраны памятников истории и культуры Глав АПУ Казани, параллельно являясь Председателем Союза архитекторов РТ. Она является автором и соавтором более 200 проектов, в половине из которых она является руководителем авторского коллектива, в том числе была методистом-координатором разработки концепций сохранения и развития ансамбля Казанского кремля, острова-града Свияжск, Старо-Татарской слободы и многих других, ею опубликовано более сотни научных работ. Она была активным участником рабочих групп по номинации всех трех объектов Всемирного природного и культурного наследия ЮНЕСКО на территории республики.

— Фарида Мухамедовна, почему столько зданий в столице Татарстана до сих пор стоят пустыми с красивыми фасадами? Есть ли какое-то решение этой проблемы?

— Проблема сохранения исторически ценной городской среды — проблема не только российского, но и мирового масштаба, этому в последние 50 лет уделяется огромное внимание мирового профессионального сообщества. На первый план выходит идея формирования единого мнения об управлении историческим поселением, которое должно сгладить противоречие между сохранением исторического наследия и управлением процессами городского развития, привлечь инвестиции в развитие исторических городов.

У нас в Казани это противоречие особенно обострилось с 1996 по 2004 год в связи реализацией на территории Казани «Программы ликвидации ветхого жилого фонда и реконструкции кварталов ветхого жилья в Казани», цели которой были социально значимые: улучшение жилищных условий граждан, проживающих в ветхом жилом фонде, реконструкция кварталов ветхого жилья, возрождение историко-архитектурного облика города. Всего было включено в программу 8 000 домов. Мы проверили все адреса. В них попал 61 памятник истории и культуры (среди них все памятники деревянного зодчества) и 650 оказались ценными объектами среды — мы их все тогда занесли в специальные списки. При этом отселение не означало снос. Мы с Министерством культуры РТ подготовили целый ряд документов, были приняты постановления Кабинета министров РТ и решения исполкома Казгорсовета о необходимости их сохранения. Потом их стали продавать на аукционных торгах, отдавать — никто не берет.

Вся проблема в том, что у нас в российском законодательстве нет правовых механизмов, никаких преференций. Сохранение памятников во всем мире держится на стимулировании «морковкой» — с собственников не берут налог на землю, в некоторых странах им дают даже дотации. У нас этого ничего нет, а уж на историческую среду тем более. Когда инвестор считает — сколько он вложит, сколько получит, то выходит это невыгодно и бизнес-план оказывается минусовой. Поэтому в них не вкладывается почти никто. При реализации программы 33 000 семей получили квартиры в новых домах, освобождено 1 100 га городских земель от ветхой застройки, как это писалось в отчетах. И вот по ликвидации ветхого жилого фонда мы передовиками стали, а вот целей по реконструкции и историко-архитектурному облику достичь не удалось. Поэтому и стоят пустые дома, разграбленные и убогие, потому что нет правовых механизмов для активизирования заинтересованности инвесторов.

— А зачем же они их тогда выкупают? Получается, что они выкупили дом и он стоит пустой, разрушаясь со временем.

— Вот они и ждут, когда либо сожгут, либо разрушится, чтобы на этом месте попытаться поставить какую-нибудь пятиэтажку. Но сейчас изменилась ситуация, потому что в мае 2015 года Казань включена в Список исторических поселений регионального значения Татарстана. Мы совместно с городским и республиканскими органами охраны памятников разработали и приказом МК РТ в марте 2017 года утвердили границы исторического поселения площадью более 23 квадратных километров, включающего весь исторический центр города и район за рекой Казанка, предмет охраны (особенности, подлежащие сохранению), требования к градостроительным регламентам. В предмет охраны исторического поселения включены 433 здания XIX-XX вв. — исторически ценные градоформирующие объекты, которые, собственно, и образуют историческую среду Казани. Как подчеркивает приказ, охране подлежат «исторически ценные градоформирующие объекты, их основной объем и стилистические особенности решения исторических фасадов, формирующих общественные городские пространства, конфигурации крыш, исторические материалы отделки фасадов и материал кровли». Кроме того, в предмет охраны исторического поселения включены трассы древних дорог, дорегулярных и регулярных улиц, квартальная городская сеть, «природные и антропогенные ландшафты», открытые водные пространства, исторические некрополи и даже «ярусное построение композиции города». Кроме того, предмет охраны включает панорамы исторического центра и отдельных слобод и комплексов.

Сейчас мы добиваемся на российском уровне того, чтобы закон о реформировании жилищно-коммунальной сферы защищал вот эти средовые памятники.

— А что для этого нужно?

— Для этого нужно внести поправки в Федеральные законы 73-ФЗ и 158-ФЗ. Потому что пока средовые дома не имеют никакого статуса и никакой защиты. Мы как ТРО ВООПИиК уже инициировали одну поправку в закон 158-ФЗ, по которому аварийные дома должны были сноситься независимо от их историко-культурной ценности. Это юридическая коллизия между 73-ФЗ, где написано, что памятники должны сохраняться, и 158-ФЗ, где сказано, что все должно сноситься по аварийности. Мы внесли эту поправку, теперь в статье 158 прописано, что если это памятник, пусть он даже отселен по аварийности, для него устанавливается режим по реконструкции и реставрации. В резолюции Российского градозащитного съезда, который прошел в этом году в Вологде, мы записали о необходимости в установленном порядке внести соответствующую поправку по средовым объектам, являющимся предметом охраны исторических поселений.

— И для чего же реконструировать обычные средовые дома, если они не памятники?

— Средовые дома — ценные градоформирующие объекты, они должны иметь статус охраняемых объектов в исторических поселениях. Есть целый комплекс градоформирующих объектов, которые не вошли в границы исторического поселения. Они находятся в Соцгороде, на Декабристов, на Сибирском тракте, их мы оформляем отдельными достопримечательными местами, потому что они тоже представляют собой ценность, построены по единому замыслу, отражают определенную эпоху и их тоже нужно сохранять. Такие же списки нами совместно с музеями-заповедниками выявлены в Елабуге, Чистополе и Болгаре — там они будут утверждены вместе с границами исторических поселений, в Свияжске уже утверждены. Но есть отдельные инвесторы, которые поняли, что это выгодное вложение денег, инвестиции в будущее. В прошлом году мы сдали два объекта воссоздания — на Тукая, 72 и на Большой Красной, 10. Это были утраченные памятники, мы их полностью с нуля воссоздали, но там для этого делается особое научное обоснование — нужно доказать при помощи историко-архивных, градостроительных, архитектурных исследований, что воссоздание этого утраченного здания действительно очень важно и достаточно материалов для их воссоздания. С этим инвестором мы планируем воссоздать и два средовых утраченных объекта.

— И в чем же выгода для инвесторов?

— Дом ведь не памятник, а просто стоит на значимой территории, он памятником только через 40 лет может стать. Но он воссоздает старый облик — это привлекательно для туристов. Это лучше, чем построить коттеджи или типичные железобетонные офисы. Иногда инвесторы идут на потерю значительных площадей, чтобы вернуть зданию исторический облик.

К примеру, жилые дома на ул. Тукая 81-87: стояли две пятиэтажки, которые называли «татарским Гарлемом», с обликом зданий 30-х годов. В результате архивных изысканий выяснилось, что под надстроенными этажами остались три усадьбы: на углу с улицей Сафьян — усадьба Юнусова, рядом Бурнаева, половина которой вошла в один дом 81-83, а другая — в дом № 85-87, а третья — усадьба. В 1932 году содрали весь декор, надстроили по три этажа, две пятиэтажки сделали. Наши студенты раньше обследовали этот комплекс и назвали его «Машина времени» — XVIII век, XIX, начало XX века. Инвестор занимается антиквариатом, он увидел, что «порода прет», и пошел навстречу — согласился на снятие трех этажей площадью 2 000 метров. У нас, к сожалению, инвесторы не понимают, что историческое здание — это как Рембрандт в подлиннике, а новье — всего лишь копия, напечатанная на принтере. Ценность в подлинности, аутентичности. Аутентичный кирпич — это не новый, там все на славу положено.

— Раз это все так ценно, почему государство не может взять на себя эту функцию и, не дожидаясь, пока дома окончательно разрушатся, отреставрировать их за счет бюджета?

— У государства нет денег на это. Даже на памятник сейчас выделяется бюджет только на проекты, а не то что на средовые дома. Нужно, чтобы был обязательно балансодержатель, чтобы он был заказчиком и обязательно платил. Государству это не интересно. Попытка собрать все дома на баланс уже была в 1992 году, когда пытались создать музей-заповедник «Старо-Татарская слобода», чтобы они были в одних муниципальных руках, но тогда, как и сейчас, у города тоже не было денег. Вот и получается, что нужны инвесторы, которые вложатся в это, чтобы позже сдавать в аренду, а потом получать доход.

— В Казани вырос туристический поток. А приезжих привлекает в том числе и история.

— Главный элемент туристической инфраструктуры — это памятники, на втором месте — среда. Они же должны не как выбитые зубы — поодиночке стоять, а быть в своей среде, а потом уже все остальное. Потеря каждого объекта — это снижение туристического потенциала исторического поселения, его «духа места». Но специфика Татарстана еще и в том, что у нас мечеть и церковь рядом стоят. Причем мечети у нас с русским акцентом, потому что их русские мастера строили, а церкви — с татарским, поэтому у нас есть взаимопроникновение культур, вот это у нас людям интересно. И то, что дружно сосуществуют христиане, мусульмане, католики и иудеи, сохраняя свою конфессиональную принадлежность и культурную идентичность. В стране до сих пор есть исламофобия, но миссия татарского народа — это просвещение. Большая часть туристов, даже приплывающая на пароходе, хочет увидеть именно татарскую часть города, Старо-Татарскую слободу. Ведь церкви и монастыри все же есть везде. А Татарская слобода — это особое место. Еще в 1992 году Союзом архитекторов РТ была разработана Концепция сохранения и развития территории Старо-Татарской слободы, вышло постановление КМ РТ о создании здесь государственного музея-заповедника. Но мы попали в такой момент, когда было непонятно — государственное это или негосударственное, а если и государственное, то денег на это не было — в общем, все это провалилось. Потом в 1998 году тоже здесь сделали префектуру. Сначала им все здания отдали, а у них тоже ни денег, ничего нет. Они ни перестроить их не могут, ни сами вложиться. Сейчас вот новая префектура — ищутся формы, как лучше это организовать. Но если у них изначально нет денег, то зачем это перекупать? Что это — «Авито» что ли? Купил — продал.

Пока нет законов, которые бы решили эту проблему. «Ломали ворохами, собираем крохами» — как говорится в русской поговорке. Вот сейчас мы крохами и собираем.

Но в этом плане сейчас большинство градозащитников из других регионов нам завидует — что власть наконец-то повернулась к этому вопросу. Без политической воли это решить невозможно, так как она сейчас самый главный компонент. Я 40 лет в этом деле, и вот чтобы за 40 лет было такое внимание, как последние семь лет, чтобы был специальный советник по этому вопросу — такого еще не было в России. Наша Олеся Балтусова — это посредник между народом и властью, омбудсмен.

— И что же в итоге будет со средовыми домами в Казани?

— Средовые дома выявлены. И теперь мы можем быть спокойны, что они охраняются государством как градоформирующие объекты. В утвержденном списке сейчас их 433. Для такого большого города это очень мало. Хотя раньше их было около 600, но по программе ветхости их посносили, часть осталась за пределами исторического поселения. Восемь лет шла эта программа, и мы даже переживаем за поколение, которое росло в условиях тотального сноса. Они считают, что это нормально. А я без слез не могу слушать песню Высоцкого «Стоял тот дом, всем жителям знакомый». У каждого дома есть свой дух, свое лицо, своя судьба. Вот для меня он как будто бы человек. Я даже студентов учу читать дома как книги. Каждый дом несет информацию — можно смотреть, как его надстраивали, как его перестраивали. Для нас они живые, за каждым стоит свой автор. Я всегда своим студентам — будущим реставраторам говорю: «Амбиции свои спрячьте, здесь не вы авторы — мы вторичны». Мы должны понять замысел автора и его воссоздать. Понять, как он думал, как была организована жизнь людей в этом здании, а потом представить, как там люди жили.

Нельзя на дом табличку повесить, что он памятник, а вокруг него пятиэтажек настроить — он как выбитый зуб будет. Нужно сделать так, чтобы он в этой родной «текстуре» городского культурного ландшафта продолжал существовать.

— А что сейчас в Казани выбивается из вида?

— Это называется «дисгармоничная застройка» в опорном плане. Это субъективная оценка, но есть и объективные критерии — панорамы Казани являются предметом охраны исторического поселения. Все началось с 1977 года, когда построили университетские высотные учебные корпуса. Тогда это было просто волевое решение, так как архитектурная общественность возражала.  Хотя были варианты строить кампус, как городок Универсиады сейчас, но нет. Тогда, насколько я знаю, ректор КГУ — профессор Нужин — предлагал все дома по Кремлевской отдать под университет. Эти высотки накладываются на панораму Кремля, нарушили целостность панорамы Казани. И функционально они неудобны — сколько студентов сейчас там мучается теперь с этим безобразием. Вам-то привычно, а мы помним Казань без этого. Из последних диссонирующих зданий особенно режет глаз комплекс Clover на месте кондитерской фабрики «Заря», три высотки, выросшие в Кировском районе за пределами зоны регулирования Казанского кремля, но испортившие вид из Кремля.

— Что делается для того, чтобы сейчас не допустить такого «волевого» строительства?

— Утверждены новые границы и регламенты зон охраны объектов культурного наследия Казани, отдельно — Проект зон охраны ансамбля Казанского кремля. Вносятся в установленном порядке дополнения и изменения в Правила землепользования и застройки Казани. Сейчас у нас «ручное управление». Каждый проект зданий в границах 13 исторических поселений проходит через городской совет, потом межведомственную комиссию при мэрии, потом у президента Татарстана на заседании специальной комиссии. Больше вот такие безобразия, вроде «Клевера», не пройдут. Даже маленькие домики в Свияжске мы рассматриваем. Этот механизм «ручного управления» — до окончательного принятия «правил игры» на всех 13 поселениях, но это спасет от таких грубых ошибок. Высотки, конечно, должны появляться, только важно где и как — это «городская акупунктура». Нужно определить правильную точку приложения сил на «теле» города, где минимальными усилиями получить максимальный эффект. Конечно, вопрос сохранения среды требует правовой защиты. Нельзя сидеть и ждать, когда умные дяди что-то решат. Мы понимаем, без правовой защиты, на одних эмоциях, на одном воспитании не получится. А пока правовой защиты нет — «ручное управление».

— Раньше в интервью вы часто упоминали, что при реставрации нанимают рабочих, которые не имеют опыта подобных работ с объектами культурного наследия, и, как результат, это приводит к потере важных исторических элементов на зданиях. Почему эта проблема существует и как можно ее решить? 

— Проблема в том, что все ПТУ, которые готовят мастеров-реставраторов в России, по пальцам можно сосчитать. У нас остались буквально два училища, которые могут это делать, но кончились у них лицензии. В результате — нет среднего звена в образовании, которое бы готовило этих специалистов: каменщиков, лепщиков, позолотчиков — это очень большая проблема тоже российского масштаба. У нас по этому поводу было несколько совещаний в Министерстве культуры РТ, Аппарате президента РТ, мы от ТРО ВООПИиК разработали «Дорожную карту» создания некоммерческого партнерства «Реставрационный центр» с привлечением лучших специалистов из России. Но другое дело — потребность в этих кадрах, поэтому мы проводим опрос во всех фирмах — сколько и кого нужно. Важно непрерывное образование. Сейчас мы с ГЖФ создаем Детский архитектурный реставрационный центр, будем с детского возраста приобщать. Чтобы дети сразу определились, чего же они хотят: проекты делать — больше головой, а возможно, руками работать. И вот начинаем с детского возраста, потом идет среднее звено, а потом — КГАСУ. Нужно эту систему выстраивать. Нельзя пускать на реставрацию «криворуких». Вот с этим мы боремся.

— И, наконец, ваш любимый проект «Том Сойер Фест». В этом году уже второй сезон.

— Фестиваль исторической среды «Том Сойер Фест-Казань» — это наша отдушина второй год, это тоже привлечение внимания к проблеме сохранения исторической среды. Олеся Балтусова — сердце этого проекта, вокруг неё активисты, молодежь, наши старожилы принимают посильное участие. Нас спросили на пресс-конференции: «Зачем вам надо красить чужие заборы?», а мы отвечаем: «Мы не чужие заборы красим, мы свой город украшаем». Это действительно наш любимый проект — там все так душевно, по-человечески.

Там все идет под руководством квалифицированного прораба Фоата, нам с ним очень повезло. Он сам неравнодушный человек и учит всех. Там есть профессиональные кузнецы, столяры — без них нельзя, это уже не самодеятельность. А вот щеточками драить стены, красить — это могут и волонтеры. Сюда люди идут с чистым сердцем. Нам навязывают материальные ценности, а мы в большинстве своем живем нематериальными ценностями в России. Вот там чистая энергия, там люди по внутренней потребности становятся благотворителями, реализуют возможность другим помочь — это «саваплы эш» (благодеяние — перевод с тат. яз.), как говорили наши бабушки. А потом результат сразу виден — ты идешь или проезжаешь мимо и думаешь: «Вот этот дом я делал».

Читайте также: «Том Сойер Фест»: как казанцы сохраняют исторический облик города