Журналист Альберт Бикбов нашёл в книге воспоминаний нефтяного «комиссара» советского Татарстана Сергея Князева одну историческую развилку, которая могла полностью изменить экономическое лицо республики.

Старая книга как материал для альтернативной истории

«История не терпит сослагательного наклонения», — утверждал профессор Карл Людвиг Хампе, известный немецкий историк конца XIX — первой трети XX века. Но жанр альтернативных историй по-прежнему волнует миллионы людей. Каждому знакомо понятие жизненная развилка, когда от выбора того или иного варианта действий зависела вся дальнейшая жизнь. Вы будете правы перед судьбой при любом выборе, но выбор определит вашу судьбу до жизненного финала. Подобные развилки бывают не только у людей, но и у их сообществ — наций, государств и республик. И довольно интересно размышлять над вопросом: «А как бы все сложилось в альтернативном развитии событий?».

Однажды мне совершенно случайно попалась старая книга Сергея Львовича Князева, легендарного секретаря Татарского обкома КПСС по нефтяным вопросам. Название книги «Нефть Татарии: рубежи, взгляд сквозь годы» — Казань: Татарское кн. изд-во, 1990 г. 16 лет Сергей Князев проработал секретарем Татарского областного комитета КПСС, курируя вопросы нефтедобычи и промышленности, возглавлял при Никите Хрущеве (первый секретарь ЦК КПСС с 1953 по 1964 год. — Ред.) Татарский совнархоз. Для татарстанской нефтянки Сергей Князев — личность легендарная, а потому и интересны любые его воспоминания о той эпохе.

В своей книге Князев весьма обстоятельно пишет об «эпопее» поисков нефти промышленного значения в Татарии в военные годы, особенно в послевоенный период. Ему помогало не только тщательное изучение архивных источников в Москве и Казани, но и личное знакомство и сотрудничество со многими героями этой великой эпохи становления нефтяной промышленности в республике. Но меня зацепила и заставила обратиться к жанру альтернативной истории одна мысль, а вернее сожаление Князева о потере «драгоценного времени» в поиске татарской нефти.

300 лет безуспешных поисков татарской нефти 

Поверхностные проявления нефти были в Татарстане замечены давно: письменные свидетельства об этом известны со времен Петра Великого. Еще в 1703 году в первом номере газеты «Ведомости» было напечатано сообщение: «Из Казани пишут. На реке Соку нашли много нефти…». Но эти поверхностные проявления выглядели как горная смола (битуминозная нефть). 

В 1837-м горный инженер А. Р. Гернгрос провел основательное исследование местности у села Сюкеево и сделал вывод: «В окрестности ключа, передающего воду речке Шунгуту, есть земляной слой, сильно напитанный нефтью!». Рядом, где раньше находились Сюкеевские пещеры, очевидцы фиксировали: «Летом горная смола на протяжении 200 сажен истекает ручьями». Но это все же был асфальт, гнать из которого нефть — занятие не слишком прибыльное.

Подобные нефтепроявления были зафиксированы в 1860-х годах около сел Шугурово и Сарабикулово (Лениногорский район Татарстана). Множество предпринимателей пытались пробурить скважины в тех краях. Но бурили они неглубоко — на 70-100 метров. Всех опередил… американец Ласло Шандор. За дело он взялся с американским размахом. В 1876 году в долине реки Шешма он пробуривает 10 скважин. Самая глубокая достигла 334 метра. Но обнаружить пригодную для добычи жидкую нефть не удалось — нужно было хотя бы бурить на вдвое большую глубину. 

После ряда неудач отечественных и иностранных предпринимателей ажиотаж вокруг поволжской нефти поубавился и притих. Сколько людей разорилось, пытаясь достать ее из недр. Почти 300 лет безрезультатных затрат. 

Владимир Ленин, еще проживая в Казани, слышал разного рода истории о поисках «татарской нефти». Так, после революции он дает Ивану Губкину, председателю Главного сланцевого комитета, поручение — использовать материалы английской компании «Казан Ойл Филдс лимитед», образованной в 1912 году и проводившей разведочное бурение около все того же села Сюкеево. «Узнайте, пожалуйста, все, что связано с возникновением этой фирмы, — просил Владимир Ильич, — какие были к тому основания, чего она добивалась в поисках нефти на Волге». 

В сентябре 1919 года было учреждено промысловое управление Волжско-Уральского района при Главном нефтяном комитете, куда вошло и управление сюкеевскими нефтепромыслами Казанской губернии. Тогда же Главный нефтяной комитет принял решение об организации буровых работ в районе реки Шешмы близ села Нижняя Кармалка.

Для более полного изучения вопроса в этот район в 1920 году был направлен известный геолог К. П. Калицкий. Он сформулировал и обосновал гипотезу, которой было суждено на долгое время стать главным препятствием на пути новых поисков нефти в Юго-Восточном Закамье. Поверхностные выходы, по его мнению, — это не что иное, как свидетельство полного разрушения некогда существовавших нефтяных месторождений. 

Как результат: в мае 1924 года по решению Горного директората ВСНХ разведочные работы в долине реки Шешмы были прекращены, а управление волжских нефтеразведок 1 июня 1924 года ликвидировано.

Волюнтаризм Губкина

Не только изыскания Калицкого и 300-летняя история безуспешных поисков привели к полному сворачиванию проекта «татарстанская нефть» на более чем 14 лет.

Хотя и были оптимисты. Так, в 1904 году геолог А. П. Иванов считал, что происхождение асфальта и битумов в Поволжье из нефти, излившейся через сбросовые трещины, не подлежит сомнению. Профессор М. Э. Ноинский, возглавлявший кафедру геологии Казанского университета еще в 1913 году, разработал хорошо аргументированную гипотезу о вторичности скоплений битума в верхней части разреза и его проникновения в эти породы в жидком виде снизу, из более глубоких горизонтов по дислокационным трещинам. Кроме того, Ноинский вместе с учениками выполнил геологическую съемку всей территории республики. Его ученица, профессор Казанского университета Евгения Тихвинская, еще в 1933-1934 годах открыла Сармановскую структуру, расположенную севернее села Шугурово, и закартировала Ромашкинское поднятие. По результатам своих открытий она не только убеждена, что в республике должна быть большая нефть, но и пишет дерзкую докладную записку в адрес Наркомтяжпрома СССР под названием «Татария должна стать центром нефтяной промышленности Восточно-Европейской части СССР».

Но оптимизм не прошел — в дело вмешался личностный фактор в лице начальника Главного геолого-разведочного объединения (Союзгеологоразведка), Ивана Губкина.

Как пишет в своей книге Сергей Князев:

«Известно, что Губкин пользовался поддержкой и покровительством [Иосифа] Сталина, за что он щедро платил прославлением его культа в науке, особенно в геологии и в нефтяном деле.

Имея огромный авторитет и влияние в вопросах определения направлений геологоразведочных работ в стране, особенно в Урало-Поволжье, И. М. Губкин в оценке имевшихся хорошо выраженных нефтепоисковых данных в Татарии ограничивался лишь формальным их признанием, не используя своих административных прав для постановки здесь разведочного бурения.

Ориентация Губкина на поиск нефти в направлении западных и южных склонов Уральского хребта была положена Сталиным в основу известной директивы, принятой XVII Съездом партии, в соответствии с которой и были разработаны программы действий, сосредоточены силы и средства нефтеразведочных организаций на весь период второй пятилетки. Этим самым Татарская АССР исключалась на многие предвоенные годы из сферы первоочередного изыскания здесь нефти бурением скважин на подготовленных структурах.

В итоге выбранных направлений нефтеразведочных работ в Урало-Поволжье оказалось, что за период первых двух пятилеток (1929-1939 гг.) на территории Татарской АССР бурение разведочных скважин почти не производилось».

В результате волюнтаристского подхода Губкина долгие годы, несмотря на доказательства о необходимости проведения разведки Шугуровской структуры и Ромашкинского поднятия, документы оставались лежать в сейфах геологических ведомств.

Князев с горечью восклицает:

«Фактор времени, выразившийся в потере 10 лет драгоценного времени, позволивший начать включение в государственный оборот огромных запасов нефти в предвоенный и военный период, теперь не может быть квалифицирован иначе как просчет в геологической науке и нефтеразведочной практике того времени. Многие предвоенные годы территория Татарской АССР, как ожерельем, была полукольцом окружена нефтеразведками, производившимися на площадях Башкирии, Пермской, Куйбышевской и других соседних областей, оставаясь по чьей-то роковой воле отстраненной от постановки здесь разведочного бурения на последующее время. В результате страна была лишена возможности полностью обеспечить себя в период войны собственной нефтью и поневоле должна была лезть в кабалу ленд-лиза в компенсацию за горючее».

Башкирская подсказка

В конце 1920-х годов советское правительство пришло к выводу, что с геополитической точки зрения концентрация нефтедобычи и переработки в южных регионах страны весьма уязвима. Поэтому, согласно «Плану разведочных работ в восточных районах СССР», подготовленному под руководством Губкина, в  1929 году три геологические партии были командированы в Башкирскую АССР. По результатам геологоразведки был сделан вывод, что в районе Ишимбаево имеется обширный купол, наиболее благоприятный для скопления нефти. Уже 1 мая 1932 года в районе Ишимбаево Башкирской АССР было обнаружено крупное нефтяное месторождение. Нефтяной фонтан из скважины №702 выбросил в течение первых четырех часов около 50 т нефти. Тогда же академик Иван Губкин поменял свои взгляды: «Если Чусовские Городки заставили развивать разведку вдоль Урала, то Ишимбаевское месторождение заставит развернуть работу по всему Приуралью и по всему Поволжью».

Открытие в 1937 году в Туймазинском районе Башкирской АССР, на границе с Татарией, промышленных запасов нефти косвенно подтверждало, что в аналогичных слоях на территории республики Татарстан должна быть нефть. В 1938 году приказом народного комиссара тяжелой промышленности СССР в Татарии было организовано самостоятельное геологическое управление и решено начать промышленную разведку глубоким бурением Сюкеевской, Шугуровской и Булдырской структур. 

Но начавшаяся война сорвала все планы по проходке разведочных скважин — многие опытные геологи, инженеры и буровые мастера ушли на фронт, а полноценной замены им не было. Для нужд фронта была изъята и часть техники. Но фронту нужна была нефть, поэтому разведку возобновили. Около села Шугурово заложили роторную скважину №1. Рассчитывали встретить угленосную свиту, оцененную как способную содержать промышленную нефть на глубине около 1 000 м. Но скважина подозрительно повела себя уже на глубине 600 метров —  пошли газо-, потом — и нефтепроявления. И вот 25 июля 1943 года с глубины 647 метров ударил нефтяной фонтан с дебитом восемь-десять, а позднее и двадцать тонн в сутки. Было всеобщее ликование — трудно переоценить стратегическое значение нового месторождения в военное время, особенно в условиях уменьшения производства нефти на Северо-Кавказских промыслах. 

На Шугуровском месторождении сверлят еще пять скважин — но они все оказываются сухими! Однако благодаря им нефтяники поняли, что девонские слои и подстилающие их породы кристаллического фундамента испытывают плавный подъем от села Шугурова на северо-восток по направлению к деревне Тимяшево (Ромашкино). Поэтому решено пробурить там три глубокие скважины. Именно здесь в результате бурения скважины №3 было открыто Ромашкинское месторождение нефти в продуктивной толще девона. 

25 июля 1948 года при испытании скважины получен фонтан: более ста двадцати тонн безводной нефти в сутки! Впоследствии оказалось, что это не только самое крупное месторождение нефти в Татарстане, но и одно из крупнейших в мире. После открытия Шугуровского, Бавлинского и Ромашкинского нефтяных месторождений приказом министра нефтяной промышленности СССР Н. К. Байбакова от 25 января 1949 года был создан трест «Татарнефть» (а в 1950 объединение «Татнефть»). 

Татарстан, который не состоялся

В чем же ценность признаний Сергея Князева об отставании открытия большой татарстанской нефти на 10 лет? А вот в чем — посмотрите на график добычи нефти в республике.

Перед нами классическая картина жизненного цикла: (стадия интенсивного освоения нефтяного месторождения (1950-1965 гг.), стадия максимального уровня добычи (1965-1980 гг.), стадия падения добычи нефти (1980-1995 гг.) и завершающая стадия разработки (с 1995 по настоящее время). Пик — 1975 год с добычей 104,6 млн тонн.

А теперь представим, что было бы, если бы не было, как писал Князев, «волюнтаризма» Губкина и скептического подхода к данным татарстанских геологов. Тогда бы не было 10-летнего отставания и график бы сместился на 10 лет левее.

Что мы видим? Мы видим пик добычи в середине 60-х и стадию падения начиная с 70-х. Но эта картинка еще и очень оптимистичная: кто знает, какими темпами выкачивалась бы нефть в действующей парадигме «Всё для фронта! Всё для победы!». Понятно, что еще более ускоренными. Так что не будет большим преувеличением экстраполировать падение добычи нефти,) начиная уже с 1958-1960 годов.

Что из этого вытекает? А вытекает очень важная вещь — того Татарстана, который мы видим сейчас, не существовало бы. В настоящей истории строительство «Нижнекамскнефтехима» и Нижнекамска началось в 1958 году, «Казаньоргсинтез» стали возводить в 1959 году, а «КАМАЗ» и развивать город Набережные Челны — в 1969 году. Все эти крупные объекты не могли быть построены в послевоенные годы — у страны просто-напросто не было сил для развития.

В нашей же альтернативной версии, если бы нефть в Татарстане нашли бы на 10 лет раньше, советская школа планирования, прекрасно знающая, что такое «жизненный цикл разработки месторождений», совершенно точно приняла бы решение об отмене строительства и «Нижнекамскнефтехима» (вместе с городом Нижнекамск), и «Казаньоргсинтеза». Вопрос со строительством                   «КАМАЗа» остается дискуссионным, но если принять во внимание, каких трудов стоило в то время первому секретарю Татарского обкома КПСС Фикряту Табееву убедить руководство страны, то в условиях нашей альтернативной истории у него не было бы никаких шансов.

Каким бы был Татарстан? Скорее всего, это был бы среднеразвитый регион. Намного слабее сегодняшнего. С развитым аграрным производством. Существовало бы два крупных промышленных центра — Казань (с ориентацией на машиностроение, преимущественно оборонного характера, оставшегося от эвакуации) и Юго-Восточная экономическая зона (Альметьевск, Лениногорск, Бугульма), которая была бы занята падающей добычей нефти, которая бы в основном шла на экспорт (стране в то время очень нужна была валюта, ведь Самотлор и другие месторождения Западной Сибири усиленно стали разрабатывать в 70-х). Республика Татарстан по экономическим показателям была бы очень похожа на сегодняшний Пермский край и Республику Удмуртия (у обоих сегодня ежегодная добыча нефти — 10 млн тонн). Хотя по экономической модели больше бы подошел Пермский край. Население Татарстана в этой альтернативной истории было бы приблизительно похоже по численности на население Пермского края (около 2,5 млн чел.), а валовой региональный продукт был приблизительно одинаковым и составлял бы около 1,0 трлн рублей. То есть в два раза меньше, чем сегодняшняя Республика Татарстан имеет. Конечно, все это очень грубые прикидки и оценки, но общий вектор они показывают — если бы нефть в Татарстане нашли бы раньше, то к сегодняшнему дню ее варварски выкачали бы почти полностью и мы имели бы экономику вдвое меньше в совершенно иной конфигурации.

Так что спасибо волюнтаристам-товарищам Губкину и Калицкому за наш сегодняшний сильный и мощный Татарстан!