Агунда Кулаева: «Моя карьера в опере похожа на историю для голливудского фильма»

Ольга Гоголадзе — Казань

Уже на следующий год Казань увидит новую «Пиковую даму» в постановке Юрия Александрова. Поскольку ожидать от этого режиссёра чего-то тривиального — верх наивности, заядлые театралы заранее потирают руки в немом предвкушении. Пока же на Шаляпинском фестивале показали концертную версию оперы Чайковского, и она оказалась выше всяческих похвал.

Все артисты просто блистали на сцене. Создавалась полная иллюзия, что мы на спектакле, настолько точным было попадание каждого из них в свою роль. Все были настолько хороши, что у меня возникло непреодолимое желание перечитать Пушкина (идеальное времяпрепровождение в антракте, скажу я вам). Особенно заинтересовал образ Полины, чью партию великолепно исполнила солистка Большого театра Агунда Кулаева. Это тот случай, когда второстепенная роль становится одной из самых ярких и запоминающихся, а с певицей непременно хочется побеседовать после концерта.

Оказалось, что у Александра Сергеевича про Полину написано буквально два слова — тем интереснее было узнать у Агунды Кулаевой про то, как она видит свою героиню. Об этом, а также о почти голливудской истории ее карьеры — в интервью KazanFirst.

— Как вы относитесь к концертным версиям спектаклей? Это легче или, напротив, подразумевает бОльшую ответственность? Ведь вам должны поверить без грима и костюмов.

— Мне приятнее петь концертную версию, потому что могу предложить свою интерпретацию образа и никто меня за это не будет ругать за кулисами. А в спектакле артисты выполняют пожелания и приказы режиссёра, которые не всегда соответствуют нашим представлениям о своём герое. Так что концертное исполнение для меня — это один из способов самовыражения.

— Какой была ваша Полина на казанской сцене?

— Я попыталась разбавить мрачную оперу образом яркой и весёлой Полины — подружки главной героини, которая не имеет никакого отношения к сюжету. Она не несёт драматической нагрузки, только немного приостанавливает сюжетное развитие спектакля. Зритель немножко отвлекается, у него есть время подумать, что же будет дальше.

— Как вы обычно исполняете эту роль в спектаклях?

— Я участвовала в четырёх постановках «Пиковой дамы», в двух из которых я пела партию графини. Последний раз это был спектакль Льва Додина, где всё действие происходило в психиатрической больнице. Поэтому Полина была очень печальной и драматичной, а не той весёлой девочкой, которую я сыграла на Шаляпинском фестивале.

— Почему вас дважды приглашали на роль восьмидесятилетней графини?

— Это были одни из самых интересных ролей в моей карьере. Первый раз — в постановке Юрия Александрова на сцене театра «Новая опера». Действие происходило в 1937 году, в период сталинских репрессий. Там графиня не была дряхлой бабкой и очень напоминала Любовь Орлову: ухоженная блондинка, не желающая стареть. По задумке режиссёра ей около 55 лет, и она ходит по сцене в пеньюаре, чулках, на высоких каблуках. В итоге даже пытается соблазнить Германа. И умирает графиня потому, что наглоталась таблеток. Она понимает, что рано или поздно за ней придут, поэтому решает покончить с собой. Это было трагичнее, чем у Пушкина! И усугублялось тем, что по сцене в это время ходила маленькая девочка с красным шаром. Она символизировала призрак графини, её образ в юности. Эту девочку играла моя дочь.

— Как она реагировала на такую драматичную развязку?

— Мы сразу отправляли её за кулисы, чтобы она не видела печальный финал. Но однажды дочка досмотрела спектакль до конца и только в этот момент поняла, в каком серьёзном проекте участвует. Она разрыдалась, прибежала ко мне и говорит: «Мама! Ты же умираешь в этой опере! Почему я об этом не знала?»

— Получается, вы так и не сыграли дряхлую графиню?

— Наоборот, во второй раз это была классическая постановка. Мне на лицо наносили четыре слоя грима, чтобы создать образ настоящей старухи. Каждый раз это занимало около полутора часов. Мне оставалось поработать над пластикой и прибавить немного веса, чтобы походить на обрюзгшую бабку. Это было очень интересно!

— Однажды Галину Вишневскую спросили, почему она ушла со сцены, ведь голос её не подводил до самых преклонных лет. Она ответила: И кого мне петь в таком возрасте? Графиню в «Пиковой даме»? После того, как я блистала в «Аиде»?». Вы же согласились на эту роль, будучи совсем молодой артисткой.

— Потому что мне это очень нравится! Когда мне предложили спеть графиню, в моём репертуаре уже была старуха Дзита из оперы Пуччини «Джанни Скикки». Это был первый опыт, когда мне наклеивали старческий нос и бородавки на лицо.

— Почему вам предлагают роли возрастных героинь?

— Дирижёры хотят слышать именно меня! Второй раз меня пригласили на роль графини не потому, что больше петь было некому. Просто в театре был тот же самый дирижёр, с которым мы работали в «Новой опере». Он настоял, чтобы графиней была я, а не артистка старше 50 лет.

— На фестивале мы услышим вас ещё раз, в спектакле Dona Nobis Pacem («Даруй нам мир») по мессе Баха. В апреле состоялась мировая премьера этого произведения. Никто прежде не исполнял его в таком формате. Каково это — участвовать в подобном эксперименте?

— Мне очень нравится идея Владимира Васильева отметить свой юбилей именно так. Он не стал устраивать традиционное чествование, когда именинник сидит на высоком кресле, а все для него танцуют и поют. Вместо этого он предпочёл добавить жемчужину в российское искусство, подарить миру красивейший спектакль. Это очень интересный синтез оркестра, хора, балета, солистов и уникальной сценографии. Это не опера, это кантатный жанр, и я ни разу не слышала, чтобы нечто подобное творили с Бахом. Сейчас это репертуарный спектакль в казанском театре, а в апреле мы снова покажем его на сцене Большого. Быть его частью —  просто прекрасно. Хотя пришлось даже пройти кастинг, чтобы петь в мессе си минор.

— Наверное, кастинг для оперных певиц — дело не самое привычное?

— Нет, почему же? Это для нас совершенно естественно. Несмотря на то, что у меня есть репутация, имя и поклонники, некоторые режиссёры не видят во мне нужную им героиню. Сейчас очень много хороших певиц, и им есть, из кого выбирать. В том, что касается Dona Nobis Pacem, всё сложилось одно к одному: и мои вокальные данные, и сроки, и гастрольный график.

— После премьеры в Большом выступление на Шаляпинском будет лёгкой разминкой?

— Нет, у вокалистов так не бывает. Мы не думаем: «Я 500 раз это уже пела и 501-й спою». Потому что всегда есть риск забыть слова, что-то перепутать, заболеть. Поэтому нужно всё время репетировать, беречь здоровье, повторять ноты. Сейчас ведь всё записывается на видео, и если ты споёшь неправильно, студенты в консерватории потом выучат партию с твоей ошибкой.

— Теперь солистам и о таких вещах нужно беспокоиться?

— Конечно! Например, я учу партию по записям наших великих меццо-сопрано. И я понимаю, что народная артистка допускает очень грубые ошибки в тексте. Знаете, как это сложно? Ведь теперь и дирижёры следят, чтобы мы пели именно так, как написал композитор. Если тебе неудобно петь верхние ноты на слова, указанные в либретто — это твои проблемы. Меняй свою технику, работай над собой или уходи из профессии.
— Каково это — понимать, что учиться петь придётся всю жизнь? И даже после десятков ролей всё равно не сможешь позволить себе никаких послаблений?

— Для меня это естественно, потому что и мои мама с папой — оперные певцы, и брат с сестрой. Поэтому я видела, как папа обучался до последнего дня своей жизни.

— Наверное, удивительно было жить в такой семье!

— Да, мой папа — баритон, мама — сопрано, они всю жизнь проработали в театре оперы и балета во Владикавказе. Дома круглосуточно пели! И родители, и их студенты, а я была аккомпаниатором. Потом сама начала петь. Сначала слушала, что мама говорит студентам, потом начала у неё заниматься. Поступила на дирижёрский факультет — хотелось более серьёзного музыкального образования. Но потом перешла на вокальный.

— Как вы решили переехать в Москву?

— Это история для голливудского фильма. Поэтому всем, кто просит меня помочь с прослушиванием, я всегда говорю: «Москва — это город, в котором слишком много талантливых исполнителей. И чтобы куда-то пробиться, уже недостаточно заплатить нужным людям или завести интимные отношения с продюсером. Нужна удача, чтобы тебя вовремя увидели правильные люди и по достоинству оценили твой талант». Мне помогла именно удача. Я училась в Ростове, и однажды позвонил мой бывший сокурсник из Москвы. Он сказал, что нужно срочно приехать в Центр оперного пения Галины Вишневской, потому что она уволила двух меццо-сопрано. «Ночь тебе на сборы, утром вылетай. Я уже ей про тебя рассказал».

— Вы застали Галину Павловну?

— Конечно, я училась в её классе в 2003 году. А после Центра Вишневской я мечтала поступить в «Новую оперу», потому что не хотела в Большой театр. На тот момент я уже успела поработать там на проекте «Война и мир» и понимала, что не прижилась бы в коллективе. Думаю, что правильно поступила. В «Новой опере» я проработала девять сезонов, обросла репертуаром, родила двоих детей — так сказать, отчиталась перед Всевышним и перед мужем. После этого руководство Большого театра сначала пригласило меня в постановку «Царская невеста», а после этого позвали в штат.

— Раз уж заговорили о репертуаре. Не обидно, что меццо всё время достаются отрицательные героини?

— Да, я уже жаловалась на Пуччини, Верди и Бизе за то, что они к нам неблагосклонны. Низкий голос почему-то всегда ассоциируется с чем-то злым, развратным или возрастным. Зато есть возможность пошалить на сцене! Я из любого своего персонажа стараюсь сделать хорошего человека и донести до зрителей, что он поневоле стал плохим. И меня радует, что зрители это понимают. Например, все жалуются на мою Амнерис, потому что в конце оперы жалко именно её, а не Аиду. Хотя Аида меня тоже восхищает: я бы не смогла умереть ради мужчины. Вот ради своего ребёнка я могу и убить, и умереть. Мужчины этого не стоят.

— А дочку вы учите петь?

— Я не навязываю ей музыкальную школу, но стараюсь, чтобы она закончила хотя бы пять классов. Совсем без музыкального образования в нашей семье никак нельзя! Это для нас противоестественно.

Фото: Олег Тихонов