«Культура речи молодежи продолжает стремительно деградировать»

Руслан Айсин размышляет о том
Руслан Айсин размышляет о том, почему сегодня язык напоминает тарабарщину.

Вопрос с родными языками в образовании поднял значительную проблему о чистоте языка вообще, его литературной проекции. Мы гордимся российским литературным наследием, которым восхищен весь мир: Пушкин, Толстой, Достоевский, Лермонтов, их много изучают в школе, о них говорят в СМИ, но общий уровень культуры, в том числе культуры речи, продолжает стремительно деградировать. 

Выпускники не могут написать изложение, их речи изобилуют словами-паразитами, им трудно выразить свою мысль. Нынешнее восприятие молодого поколения — клиповое, пиксельное, сформированное телевизионной или интернет-картинкой. Большой или средний текст вообще не из их информативного поля: «Ютуб» и небольшие мессенджи в социальных сетях — максимум, что они могут осилить.

«Культура речи молодежи продолжает стремительно деградировать»

Оттого их речь стала напоминать тарабарщину -смесь русского языка, англицизмов, интернет-мемов, сленга. При том, что они сами не могут отличить, где литературное слово, а где вульгарная лексика. Границы, отделяющие два мира, два восприятия, отныне стерлись. Все смешалось в невообразимой куче: добро и зло, черное и белое, святое и кощунственное, мужское и женское, правда и ложь (феномен «фейк ньюс»). У древних персов это называлось термином «гумезишн», то есть фундаментальное смешение разных полюсов.

Серьезность уступила место троллингу и бесконечному высмеиванию, арлекинизации. Подлинные герои прошлого стали просто мемасами, фотопринтом на футболках у незадачливой молодежи. Слова выродились в пустые звуки прыгающих с микрофоном в руках так называемых артистов. Да еще и «народных».

«Культура речи молодежи продолжает стремительно деградировать»

Откуда исток этого явления, как зародился этот самый «народный язык» и как он выродился в «олбанский интернет-язык» молодежи?

Бахтин пояснял про переворачивание смыслов, про «материально-телесный низ», некий площадный вульгаризм, который противостоит официальной идеологии. Короче, народная молва на площадях через подвижные театры, институт скоморохов и балагуров выработала свою культуру, свой понятийный язык, систему кодов и паролей. Умеешь шутить, имеешь подвижный ум? — значит, наш, не казенный.

Впоследствии этот язык был отчасти заимствован новой российской революционной властью, был создан новояз, прекрасно проиллюстрированный писателем Андреем Платоновым в «Чевенгуре». Сложный марксистский дискурс требовал пояснения для масс, потому его упрощали, ломали, приспосабливали. 

«Культура речи молодежи продолжает стремительно деградировать»

Возник «официальный народно-номенклатурный язык» и «интеллигентский народный язык», изобиловавший анекдотами и своей бранью, противопоставленный первому. Возникает мода на «народный язык», «народную молву», якобы в них заключена народная душа. «Простота глаголет истину». Все эти народнические увлечения были в ходу у русской и советской интеллигенции, они сознательно заимствовали и внедряли элементы «народного языка» в словесность.

Увлечение массами, его дискурсом, его слабостями стали каким-то религиозным императором для людей культуры. Сознательное упрощение привело к падению общего уровня культуры. Роль культуры — держать высокую планку, возносить мысль наверх, а не опускать ее вниз. Бюрократия пыталась зафиксировать язык в некой казенной статике, но все равно не удержалась и покатилась навстречу постмодернизму.

«Культура речи молодежи продолжает стремительно деградировать»

Мы живем в эпоху постиронии, где даже абсурдизм Кафки кажется немного наивным явлением. Даже смеховая культура сегодня представляет собой убогий троллинг анонимов. А официальный язык бюрократов выродился в посткоммуникацию, в ничего не значащий поток технологических терминов. Достаточно послушать выступления наших депутатов и чиновников.

Comment section

Добавить комментарий

Войти: