«Каждая женщина, которая пойдет за Карениной, услышит что-то о себе»

Первый иммерсивный спектакль по одноименному роману Льва Толстого «Анна Каренина» уже посмотрели больше тысячи казанцев. Кто-то смог разгадать тайну особняка Демидовых, а у кого-то остались вопросы: как и почему. Журналист KazanFirst тому не исключение. 

В иммерсивных постановках зритель находится в шаге от актера. Он не просто за ним следит, а «врывается» в его личное пространство. Мешает ли это актерам, как они пережили премьеру и что происходит на индивидуальном экспириенсе, рассказала исполнительница роли Анны Карениной актриса Юлия Маленкина.

— Юлия, до «Анны Карениной» вы были знакомы с иммерсивным спектаклем?

— Лично не сталкивалась, но представление имела такое обывательское, если можно сказать.

— Сейчас опыт участия в таких постановках у вас есть. По ощущениям и специфике работы чем отличается иммерсивный театр от обычного? 

— Зритель вот здесь, — показывает ладонь перед лицом актриса. — Со всех сторон и на 360 градусов он находится на расстоянии вытянутой руки. Естественно, для нас как актеров это другой уровень адреналина. Это другой уровень выхода из себя, чувств и эмоций, потому что здесь не соврешь. Зритель настолько рядом, что он видит пульсацию твоих вен, откуда у тебя течет пот. Должно быть колоссальное погружение в своего персонажа, чтобы он тебе поверил, почувствовал, что ты его старый знакомый друг, сидишь с ним рядом и вещаешь ему свою историю. Если в обычном театре мы прячемся за кулисами, можем сходить попить воды, покурить, подумать о детях, то здесь не можем. Мы вместе со зрителем проживаем 3,5 часа. Вот этим отличается иммерсивный театр. 

— Мы не раз задавали этот вопрос организаторам постановки, хотим спросить и вас. Как вы считаете, почему был выбран именно этот роман? 

— Во-первых, у нас Год Льва Толстого. Во-вторых, на «Войну и Мир» мы бы не посягнули, потому что нам бы просто не позволили. Я думаю, потому что «Анна Каренина» — это актуальная тема для всех времен. Суть ведь одна и та же. От того, что мы поменяли одежду, некий темп и ритм, нутро человека не поменялось. У людей и сто, и тысячу лет тому назад были одни и те же проблемы внутренние, внешние — в плане коммуникации между людьми. Зрители понимают, о чем мы говорим, о чем наш персонаж. Более того, какие-то слова и цитаты описывают ситуацию сегодняшнего времени, будь то политика или чисто человеческие отношения между мужчиной и женщиной. Просто режиссеры и организаторы решили взять актуальный роман.

— Вернемся к самому первому официальному дню показа. Насколько отличались ваши ожидания премьеры от реальности?

— Я думаю, по большей части всё, на что мы настраивались, всё, чего мы ожидали и хотели, было реализовано. Естественно, нужно дать возможность спектаклю встать на лыжню. Он уже на ней, но чтобы все зажило глубоким вздохом, нужно чтобы мы поварились какое-то время в этом соку. Основную задачу, которая была поставлена, мы выполнили по максимуму, но дальше работа не останавливается. Мы продолжаем работать для того, чтобы улучшить визуальное, слуховое, эмоциональное восприятие для зрителя. 

— Случались ли какие-то форсмажоры, что в процессе приходилось что-то менять?

— Были такие нюансы, но мы старались их как-то обыгрывать. Например, 3 ноября, в первый день премьеры, до сцены бала, когда мне нужно было встретиться с Вронским, на подъеме у меня порвалось платье. Платья пышные, и бывают случайные моменты, что, ну, наступили. Пока я поднималась к Вронскому, подол всё больше и больше съезжал. Получилось так, что, подойдя к нему, вместо того, чтобы он пригласил Анну на танец, она говорит: «Мне так неловко: у меня порвалась юбка». Да, бывают такие моменты, но мы не боимся форсмажоров. Нам это только помогает: подскакивает адреналин, появляются новые ощущения.

— Давайте поговорим о зрителе. В иммерсивном спектакле он становится полноправным участником действа. Для него это возможность прикоснуться к некой тайне того, как всё происходит, возможность не просто посмотреть на предметы, но и потрогать. А для актёров зритель — это кто?

— Это большой огромный сгусток энергии вокруг тебя. В какой-то степени это твой полноценный партнёр, как и все остальные. Лично я всегда знаю, что он рядом, и мне это только помогает. Зритель дает ощущение такого актёрского одухотворения. 

— Когда мы были на спектакле, видели, как зрители садятся рядом с актерами или пристально на них смотрят. Не мешает ли это вам сконцентрироваться и не сбивает ли мысли с хода? И в целом, есть ли минусы в том, что зритель находится в шаге от тебя?

— Все актеры, которые задействованы, впервые играют в иммерсивном спектакле. Пока мы репетировали без зрителя, казалось, что все было понятно. Перед премьерой у нас был показ для приглашенного зрителя, чтобы мы как актёры понимали, как существовать, как себя чувствовать и как сам зритель живет рядом с тобой. Конечно, поначалу была растерянность, потому что управлять людьми и давать им понять, куда можно идти, непросто. Бывают такие ситуации, когда тебе нужно попасть в определенную точку, а зритель уже там. В этом плане есть несколько фишек. Здесь уже идет иммерсив. Допустим, если тебе нужно сесть на стул, а на нем уже сидит зритель, ты можешь подойти к нему и намекнуть, дотронувшись до плеча. В крайнем случае, можно даже присесть на него. Сначала у меня лично была растерянность, но потом я поняла, что зрителем можно управлять. Как он даёт тебе пройти, как выстраивает коридор, это настолько подкупает. Знаете, вот когда управляешь толпой: говоришь, поднимите руку, и все поднимают. Это тоже самое. Ощущения невероятные.

— В романе есть серьёзные сцены, где достаточно долго нужно держать внутри определенную эмоцию. В особняке узкие проходы, зрители толпятся и мешают друг другу пройти. Когда нужно переместиться максимально быстро из одной локации в другую, вот эта толпа не сбивает так, что просто теряешь эмоцию?

— Нет. Если ты вгрызся в образ, если момент включения произошел, то всё. Не знаю, что могло бы выбить меня. Может, если кто-то мне скажет: «Ой, Юлька, привет». 

— Если так скажут, как отреагируете?

— Надеюсь, таких людей не найдется, — смеётся Юлия.  

— По правилам для випов в стоимость билета входит индивидуальный экспириенс. На показе мы видели, как вы протянули руку одной женщине, но она всем видом показала, что не хочет идти, как будто чего-то боялась. Часто ли зрители не идут на контакт?

— У меня такое было один раз. Если я не ошибаюсь, это была критик, которая не очень любит такие моменты. Такое случается везде, не только у нас. Пока к нам приходит скромный зритель. Иногда хочется, чтобы он был посмелее. Мы к этому его и призываем, чтобы он находился рядом и чувствовал наше дыхание. Это так интересно, когда не зритель тебя изучает, а ты начинаешь на него смотреть. В какой-то степени мы меняемся местами. Но если ты чувствуешь, что он не хочет взаимодействовать с тобой, то не стоит давить на него, заставлять или бегать вокруг него минуту. Всё должно быть легко. Если она не хотела оставаться один на один и хотела уйти, то в этом нет ничего страшного. Другая девушка с удовольствием пошла. 

— Как вы считаете, зрители, которые отказываются от индивидуального экспириенса, многое теряют?

— Я боюсь, что если я расскажу, то людям будет неинтересно идти.

— Попробуйте говорить не прямо, а описать, к примеру, те же эмоции.

— Для нас общение со зрителями это такой же сюрприз, как и для них. Мы не знаем, в каком они состоянии, потому что за масками его не видно. Взаимодействие со зрителем может быть разное, но в любом случае задача одна – вызвать у него определенные эмоции. Мы снимаем с них маски, чтобы убрать границу зритель-актер, и остаемся на тет-а-тет «раздеты» друг перед другом. Ты можешь с ним пофилософствовать, поговорить на какие-то душевные темы, которые доводят до слез. Например, на моих пэксах (персональных экспириенсах, — Ред.) люди плакали. Еще у меня был пэкс с девушкой, с которой мы поговорили о любви. Знаете, мы друг друга поняли. Иногда ты находишь зрителя, которого ты так хорошо понимаешь. Мне было очень приятно по-девичьи с кем-то поговорить. 

— Как вы определяете, у какого випа уже был экспириенс, а у какого нет? Мы успели заметить только фишку Вронского. Девушка после встречи с ним вышла с розой. 

— Да, это фишечка Вронского. У нас есть такой лайфхак: если на випе есть шарфик, значит, пэкса еще не было. Нет шарфика, значит, был. Вообще, у нас задача, чтобы каждый из них это ощутил на себе, не зря же они билет за 15 тысяч покупают. Хотя один раз у меня был такой случай, когда красные маски находились так далеко, что я просто физически не могла себе позволить идти вразрез с другой сценой, поэтому я просто взяла черную маску, за которой оказалась как раз та девушка, с которой мы прекрасно поговорили. Но нужно понимать, что каждый актёр — это абсолютно разный пэкс. Мы к ним готовились отдельно. К примеру, если это разговор с Левиным, то человек после него захочет сесть и подумать о чем-то серьезном, а после пэкса со мной вдруг поймет, что нужно позвонить маме. 

— Все зрители ходят в масках. Однообразные лица повсюду для актера – это плохо или хорошо?

— Если бы вокруг стояли сто человек, и было это — показывает позу со скрещенными руками — то это бы безумно мешало. У меня как у актрисы есть такой синдром первых рядов, когда ты смотришь, какая там реакция. Так, смеются, хорошо. Конечно, нас бы отвлекали лица, но маски не отвлекают. Они гармонично существуют в пространстве спектакля.

— Есть ли такая деталь в постановке, которая очень важна, но зритель никак не обращает на нее внимания?

— Безусловно, сложно быть внимательным зрителем, попадая в пространство, которое тебе пока неизвестно. Что касается локаций, за 3,5 часа он сможет изучить все, если не будет ленивым. Мы постарались сделать так, чтобы каждая деталь что-то значила. Если в комнате висит ружье, то, грубо говоря, оно должно выстрелить. В качестве примера можно привести часы в комнате Левина. Он их потом отремонтирует. Нужно обратить на это внимание. Не все понимают, что за шестеренки, что за время на них, хотя это тоже режиссерская задумка. 

— А теперь поговорим о вас. Когда впервые вы познакомились с романом Льва Толстого, и какие у вас были впечатления?

— В школе. Первое впечатление, как у всех: бросилась под поезд. Не могу сказать, что я была фанаткой его романа, но мне было понятно, почему он классик. Просто у меня никогда не было задачи вникнуть. Предложение играть в этой постановке, безусловно, заставило меня в него погрузиться. За полгода, которые я готовилась к работе, я прочитала роман 5 раз точно, причем один из них был за 3 дня. Каждый раз, когда его читала, я открывала что-то для себя. Это как «Мастер и Маргарита»: в каждом возрасте воспринимаешь его по-своему. 

— Восприятие и отношение к главной героине изменилось?

— Если сравнить с первым впечатлением, то это небо и земля. Это мне 15 и мне 33. Разный уровень восприятия и себя, и этой книги. Сейчас я понимаю, что проблемы, которые поднимаются, это не проблемы несчастной любви, из-за которых Анна погибает. Проблема внутри личности человека, причем не только у самой Анны. Если залезть в душу каждого персонажа, можно понять, что там такая глубина, что каждого можно оправдать. В романе нет плохих героев, даже сама Анна не плохая. Каренин, Вронский — все оправданы в своих действиях. Если задуматься, то можно понять, что у каждого своя большая жизнь со своими детскими проблемами. 

— Как бы вы охарактеризовали Каренину одним словом?

— Одиночество. Анна одинока внутри. Если бы рядом были люди, родители, она могла бы быть другой. Знаете, нам Толстой вообще ничего не говорит об Анне до встречи в поезде. Мы знаем лишь то, что тетка каким-то волшебным «пинком» выдала её замуж за Каренина, причем способом шантажа. Толстой не сказал, откуда она, что с ней было, какие у нее родители. Это человек, лишенный родительской любви и ласки. У нее нет ни одного примера перед глазами. Это первый момент одиночества. Следующий – муж. Как ни крути, 20 лет (разница в возрасте, — Ред.). Возможно, в те времена это было нормой. Она читала романы, как минимум, и знала, что так бывает, и вот так бывает. Анна не чувствовала, что расцветает с Карениным. Может быть, она не чувствовала себя одинокой в плане отношений «мать и сын». А Вронский? И все её «докапывания» до него? Снова момент одиночества.

— Юлия Малёнкина и Анна Каренина — это два абсолютно разных человека, или вы чувствуете сходство со своей героиней?

— Безусловно, у нас есть какое-то внутреннее женское сходство. Это, наверное, сходство по градусу желания, страсти, власти, иначе я бы не смогла ее понять. Я думаю, что каждая женщина, которая пойдет за Карениной, услышит что-то о себе, о своей жизни. 

— А в чем вы абсолютно разнитесь?

— Я женщина рассудительная. Я не поддаюсь страстям за 3 секунды. Я могу тянуть год или два прежде, чем резануть. Анна, как поезд: вжух, и всё. Она хочет результат сразу здесь и сейчас. Плюс отличается время. Люди не знают, что такое философия, психология, послеродовая депрессия. Я думаю,  отличия больше не между мной и Анной, а между современным окружением женщины и прошлым. 

— У вас есть любимый эпизод постановки?

— Мне нравится время ближе к концу, не потому что я люблю страдать или еще что-то, а из-за метаморфоза. Все уже настолько на моторе, на газу, на шестой скорости, что твое нутро и тело начинает работать за тебя. Анна включается настолько, что она тобой руководит. Скажем так, я всегда жду последней сцены с Вронским, с Долли и финал, потому что там я свободна полностью. 

— В какой сцене играть тяжелее всего?

— Очень тяжело дается момент, когда Каренин находится между двух огней (Анна-Вронский, — Ред.). Это сцена беременности, принятия решений. Они тяжелые по отдаче, потому что зритель на расстоянии ладони. Тьфу-тьфу и вот так не сделаешь, – изображает фальшивые слезы, дотрагиваясь до век. – Надо действительно плакать, просить прощения, мучиться. Пусть они самые тяжелые, но очень ценные для актёра.

— Есть ли образ в романе, который вам тоже близок или даже ближе?

— Мне нравится Бетси, потому что я люблю нашу Бетси. Мне она тоже близка, но я не претендую. Нравится еще Лидия Ивановна. Если внимательно к ней присмотреться, то она не такая уж простая финтифлюшка. Тут тоже есть палитра перевоплощений. 

— В иммерсивном спектакле есть полноценный образ Фатум. Как мы поняли, это девушка, которая воплощает самые темные мысли и страхи Анны Карениной. Как вы ее воспринимаете как Юлия и как Анна?

— И для Юли, и для Анны Фатум — это рок, судьба, которая преследует Каренину и в конце настигает. Это не смерть, не раздвоение личности, хотя ваше восприятие — это тоже здорово. Но я воспринимаю ее как судьбу, от которой не уйдешь и не убежишь. Она везде с тобой: с Сережей, в твоей комнате, и судьба же тебя забирает с собой.

— Как актриса вы довольны работой режиссера?

— Я восхищаюсь Дианой. Всегда говорю ей: «Ты локомотив». Знаю её с 2009 года. До этого проекта я не сталкивалась с ней, как с режиссером и была настолько поражена. У нее нескончаемая энергия. Не знаю, какие силы ей помогали все это сделать. Она вместе с нами спит, ест, живет. Диана 24/7 в особняке Демидова. Она знает Толстого наизусть. Я кланяюсь в ноги. «Ребёнок», которого она родила, надеюсь, что будет расти и процветать. Результат превзошел все мои ожидания. 

— Вы бы хотели оказаться на месте зрителя?

— Вы знаете, во время спектакля я других персонажей вообще не вижу. Я очень жду 15-е число. Я впервые буду зрителем. Я бы посмотрела на Левина. У него столько перемен, рассуждений, мыслей вслух, взаимодействий. 

— Трудно ли будет зрителю, который не знаком с романом?

— Будет трудно. У всех Анна Каренина, Анна Каренина. Пошли за ней, потом вдруг она исчезла и всё. Ой, мужик в очках. Кто это? Что это? А Стива. Понимаете? Да, мы могли бы заморочиться. Но, пожалуйста, почитайте роман. Мы же образованные люди. Нужно понимать, что Анна не звезда. Она не главный герой, а одна из 16 основных персонажей. Есть герои более глубокие. Тот же Левин. Он даст больше эмоциональной нагрузки зрителю, чем Анна, потому что она, как многие говорят, пострадала и умерла. Понятно, что за ней тоже интересно наблюдать, но есть тяжеловесные персонажи, в хорошем смысле. Каждый актёр – это отдельная ветка. Почитайте, хотя бы краткое изложение, чтобы хоть имена знать. Зритель сам себя лишает удовольствия быть включенным в тему сразу. 

— Чтобы вы посоветовали зрителю, который впервые придет на ваше шоу?

— Не ленитесь быть зрителями. Не садитесь, открывая рот, и не ждите, пока мы в вас будем «закладывать». Используйте по максимуму то время, которое вы пришли потратить. Будьте энергичными, заинтересованными. Это всего лишь 3,5 часа в вашей жизни. Вы же знаете, куда идете. Я прекрасно понимаю, что час и люди устают, но нужно настроить себя. Нам не хочется, чтобы люди приходили на нас смотреть скептически, или как на Цирк дю Солей, и делали сториз «Я и Анна Каренина». Приходите заранее настроенные благодатно и позитивно. 

А мы в свою очередь напоминаем, что показы иммерсивного спектакля продолжаются. Если вы хотите стать участником этого действа, берите с собой удобную обувь, хорошее настроение, а по возможности прихватите костюмчик в стиле 19 века, тогда эмоции вам точно гарантированы.