«Минниханов меня вербовал, но это его работа»

Алексей Венедиктов о дружбе с политиками
Алексей Венедиктов о дружбе с политиками, Соловьеве, который в мразях
разбирается, и запретах в СМИ.

Для того, чтобы пообщаться с людьми, которые принимают решения, в столицу Татарстана приехал главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов. Интервью с мэром Казани Ильсуром Метшиным, частный визит к президенту Татарстана Рустаму Минниханову и Госсоветнику республики Минтимеру Шаймиеву, а также встреча с журналистами и студентами в КФУ. 

«Нельзя просто сидеть и читать в интернете какие-то публичные заявления»

— Я приехал повстречаться с людьми, которые во многом определяют политику вашей республики внутри России. Мне это удалось. Вчерашний день начался со встречи с мэром Казани Ильсуром Метшиным. Мы сделали интервью. Затем в частном порядке я встретился с президентом Татарстана Рустамом Миннихановым. Мы говорили о разных вещах, которые касаются прежде всего татарского этноса и его истории. Сразу после вас буду встречаться, тоже в частном порядке, с Минтимером Шаймиевым, первым президентом Татарстана, потому что для журналиста, который занимается политикой в России, важно понимать, что думают люди, возглавляющие и возглавлявшие республику, о том, какие процессы происходят, — начал встречу со студентами в КФУ Венедиктов.

Главред отметил, что после расцвета соцсетей многие журналисты на основании простых высказываний первых лиц стали делать выводы, которые чаще всего неверные. Появляется большое количество неточной, неполной и несвоевременной информации. Именно это представляет опасность. 

— Нельзя просто сидеть и читать в интернете какие-то публичные заявления и на их основании формировать свою точку зрения. Настоящая аналитическая журналистика бывает разной. Она строится не только на открытых встречах, не только на том, что хотят публично заявлять те или иные люди, принимающие решения, но и в частных беседах, — уверен он.

Именно поэтому журналист приехал в Казань, чтобы в частном порядке пообщаться с руководством. О чем он будет разговаривать с Госсоветником Татарстана Минтимером Шаймиевым, не стал говорить, лишь отметил, что беседа будет свободной, ровно потому что тема не анонсирована.

«Минниханов меня вербовал, но это его работа»

— Если бы президент или бабай сказали бы: Давай сделаем интервью, то у меня всегда с собой микрофон. В любую секунду я его достаю и мы понимаем, что это открытая история, — говорит Венедиктов. — Мне нужно понимать, что происходит. Это не интервью и не трансляция. Вообще, журналист — не транслятор, хотя такие есть. Вот ему сказали, а он это пересказывает. Это первый уровень. Так можно, но на этом нельзя останавливаться, потому что самое ценное, что сейчас есть в журналистике, — это не передача информации.

Доверие завоевывается качеством материала

Сегодня информационное поле огромное, а ценность информации снижается. Отсюда возникает вопрос: как же её поднять? Главред уверен, что за последние три года ценность повышается за счет мнения. Как он формирует свое мнение, журналист рассказал на примере отношений Белоруссии и России. Венедиктов побывал в первой стране, пообщался с людьми. Затем приедет в Москву и сделает то же самое. Таким образом, складывается картинка и некая конструкция, которую он не сфантазировал, а выстроил на основе встреч.

— Вы завоевываете доверие качеством материала. Вы должны учиться сами делать выводы и продавать их. Есть люди, которые слушают радио «Эхо Москвы» только ради одного автора час в неделю, ну и хорошо. Значит, этот продукт для слушателей важен. Сделать себе имя можно на чем? На умении анализировать, потому что сейчас спрос такой. Просто умение производить новости — это в среде соцсетей. Какая разница, кто на 10 секунд раньше написал, что там молния ударила в Мавзолей? Об этом напишут все. Но когда я буду рассказывать, что Совет безопасности решил вынести Владимира Ильича Ленина из Мавзолея и перезахоронить его в Казанском университете во дворе под памятником, где он учился, и скажу, что ректор не против, когда конструкция будет понятна, поговорю со всеми сторонами, то все будут думать, кто первым об этом сказал. За этим стоит большая и тяжелая работа, — добавил журналист.

«Минниханов меня вербовал, но это его работа»

После небольших историй из своей профессиональной деятельности Венедиктов перешел к вопросам. Приведем часть из них.

— Как в сложившихся реалиях журналистам выполнять свой долг?

— Если вы не можете выполнять свой журналистский долг, уходите из профессии. Реалии не имеют к журналистскому долгу никакого отношения. Я пытался объяснить, что самое главное — быть честным перед собой. Если не можешь быть врачом, уходи, иначе пострадают пациенты. Ничего страшного в этом нет. У меня ушло много журналистов, потому что эта профессия опасная, физически опасная. Чтоб вы понимали, в России это вторая гражданская профессия после шахтеров по количеству погибших, искалеченных. 

— Добрый день. Меня зовут Юлия. Как вы знаете, товарищ Соловьев на радиостанции «Вести ФМ» назвал татарстанца «мразью». Как вы считаете, допустимы ли такие оскорбления в адрес слушателей?

— Ваш вопрос — хитрый и лицемерный. А если бы он назвал не татарстанца, а жителя Липецка? Скажите, в «Твиттере» можно называть [человека] «мразью»? Вот у меня 754 тысячи подписчиков в «Твиттере». Я могу там кого-то назвать «мразью»? Если я могу там, почему не могу на радио? История в том… Во-первых, это отвратительно. Во-вторых, мой комментарий такой, что уж в «мразях»-то Соловьев разбирается хорошо, потому что себя он знает хорошо и меряет. Это тут он, конечно, специалист по «мразям». Все равно он на первом месте, все остальные ниже. Но это действительно безобразие. И  это нормально — подавать на него в суд. Я знаю, что на него подали в суд. 

Я хочу сказать гораздо более серьезную вещь. Дело в том, что социальные сети — это новая среда, где действуют новые правила. Когда человек и там и здесь, эти правила переносятся из онлайна в офлайн. Это размывание не журналистское поведения. То, что раньше люди позволяли себе только на кухне, они считают себя нормальными и позволяют это себе в «Твиттере», где 700 тысяч подписчиков, или на радио, где 500 тысяч слушателей. Поведение размывается, и это факт. С моей точки зрения, это недопустимо, а он считает, что допустимо. Что с этим делать? Подали в суд — правильно, посмотрим, что будет.

«Минниханов меня вербовал, но это его работа»

Отдельная история меня порадовала, что у этого жителя вашей республики высокое чувство собственного достоинства. Мы говорим, если вас оскорбили, я против регулирования СМИ. Я считаю, что общие законы достаточны. Это все равно что человек на улице крикнул человеку: «Мразь». А какая разница? Он публично его оскорбил, а у нас есть закон. Надо подавать в суд и разорять. Не сажать за слово, а разорять. Подавать и подавать. Если бы 1 миллион 250 тысяч казанцев подали бы одновременно в суд жалобы, то ему мало бы не  показалось. Дело в  солидарности.

— Олег Платонов, «Российская газета». Почему вы предложили Татарстан в качестве площадки для электронного голосования, как вы оцениваете эксперимент с татарским языком и в каком ключе это будет продолжаться дальше? (Речь идет о программе «Говорим по-татарски». — Ред.).

— У меня есть в друзьях руководитель Бурятии Алексей Цыденов. Он недавно приезжал в Москву. Он говорит: «А почему ты по-бурятски ничего не делаешь?». Я говорю: «Знаешь, татары — третий этнос в Москве после русских и украинцев». Формальная отмазка, конечно. Я понимаю, если сделаю «Говорим по-бурятски» и «Говорим по-татарски», то нужно будет и по-ненецки, по-якутски… Сложновато. Тем более надо искать другие форматы. Не обижаются, но все заметили. В этом смысле никакого эксперимента нет. Мы рассматриваем эту программу в Москве на федеральном «Эхо» как образовательную. Какая цель? Мы показываем, что российская нация — это не славянская нация, это сплав, и на языке это видно. Мы говорим, что это единая нация, общность. Оказывается, люди даже не думали, что главная пешеходная улица Москвы Арбат имеет корни отнюдь не славянские. Это заставляет людей, как нам кажется, быть более толерантными по отношению друг к другу. В этом смысле этот эксперимент я оцениваю положительно. 

Что касается электронного голосования, почему я предложил и нахожусь в дискуссии. Я знаю, что Элла Памфилова, председатель ЦИК, не поддержала в принципе то, что сказал, не только по Татарстану, а вообще. Ну не поддержала, а президент Зимбабве, может, поддержит. Какая разница?! История в том, что это будет все равно. Мы движемся к электронным услугам. Когда мне говорят, что взломали банк и 60 миллионов утекло, и что? Кто-то отказался от банка после этого или перестал пользоваться карточками? Нет, конечно. Просто электронные услуги во всем мире движутся с разной скоростью. В этом голосовании мы первые. В Эстонии электронное голосование было досрочным. Дальше нужно смотреть так, чтобы не повредить идею. Это же эксперимент, должна быть готова площадка там, где привыкли к электронным услугам, потому что есть места, где к ним не привыкли. Мы изучали, в каких городах люди все чаще прибегают к таким услугам. Выяснили, что это Москва и Казань. Чистая математика. Я уже не говорю, что IT-технологии у вас в республике развиты. Поэтому мне было очевидно, что именно в Москве и Казани люди смогут выбрать между электронным голосованием и обычным. 

«Минниханов меня вербовал, но это его работа»

— Ринат Сайхутдинов. Вы довольно легендарный человек на своем радио. Каково быть главным редактором столицы?

— Это давит, накладывает определенные обязательства, когда ты не подчинен самому себе. Я конечно, очень тщеславен, мне нравится, что подходят на улице, просят сделать селфи. На самом деле это тяжелая работа. Ты всегда должен помнить, что в любую секунду если что-то произошло, ты должен что-то делать. Вот я вижу майку с Иваном Голуновым. Всем понятно, что я был одним из тех, кто его вытащил. Я его не знал, но в ту секунду, когда мои сотрудники стали массово подписывать письма в его защиту — а я не могу подписать письмо, не зная, может быть, он действительно наркоман, — я вдруг понимаю, что 30 моих сотрудников в возрасте до 30 лет подписывают это письмо. Я почувствовал, что мое безразличие в их глазах к судьбе неизвестного мне Ивана Голунова начинает на меня давить. Я поехал разбираться в полной уверенности, что это наркоман. Приехал, задаю вопросы, а у людей нет ответов в оперативном деле. За один день стало понятно, что дело мутное. Потом суд переводит его на домашний арест. Мы продолжаем этим заниматься, хотя это не моя работа — вытаскивать журналиста другого издания по уголовному обвинению. Моя работа — публиковать все, а не встречаться в закрытом режиме с правоохранителями. Я потратил три дня на то, что я должен был сделать. Вот что такое главный редактор «Эха Москвы». Я редко подписываю коллективные письма. Это тяжелая история. Лучше быть легкомысленным и безответственным. Совсем не веселая работа. Я, может, сейчас ходил и ел чак-чак, чем с вами сидел. Ответственность. Надо отвечать на ваши вопросы, что я легендарная личность в рамках одной маленькой радиостанции. 

— «Известия Татарстана», Аяз Хасанов. Насколько часто и сильно на вас хотят повлиять или наказать за суровую правду? Как вы определяете границу дозволенного? Вы ведь в ответе в том числе и за гостей, которые у вас в студии.

— Повлиять хотят каждый день. Это понятно. Чего здесь странного?! Люди понимают, что «Эхо Москвы» — это хоть и не самое большое радио, это брендированный источник, уважительный, самое главное — нас слушают люди, которые принимают решения. Люди влияют, пытаются влиять, безусловно. Вы думаете, президент со мной встречается, потому что я такой красавчик? Я в этом сомневаюсь. Мягкий разговор с президентом Миннихановым. Очевидно, что, излагая мне свое представление, он меня вербовал или влиял. Это его работа, и так у любого. Это часть работы, и я понимаю пределы. Угроз практически сейчас нет. Бывало… Надо иметь не только замечательных друзей, но и замечательных врагов. Такие люди были, с доносами к президенту ходили. Я до сих пор по Москве передвигаюсь в сопровождении, потому что мои… Это профессиональный риск. 

Что важно в пределах дозволенного — ограничения журналистам должны быть объявлены мною заранее. Например, у нас существует понятие запрета, когда мы публикуем разные расследования, которые делает там ФБК, «Коммерсант». Мы просто с их согласия публикуем. Но когда речь касается детей известных людей, у нас наступают ограничения, если дети невзрослые. Ни про детей Навального, ни про детей и внуков Путина публиковать не будем. 

«Минниханов меня вербовал, но это его работа»

— Данил Сафаров. Так устроены медиа, что бочка меда — это не новость, а ложка дегтя — это всегда новость. Журналистов обвиняют, что они стремятся показать только негативную сторону. Как соблюсти баланс?

— На самом деле не бывает плохих или хороших новостей. Самая употребляемая новость — погода. Вот новость: в Якутске страшные морозы минус 42 градуса. Это хорошая новость или плохая? Это хорошая новость для школьников: они не пойдут в школу. Для этой части аудитории новость хорошая, а для тех, кто хотел улететь из Якутска, плохая, потому что аэропорт закрылся. Вот на нейтральной новости я показал, что она как хорошая, так и плохая. Мы же не знаем, как наши новости потребляют. Принцип подхода к новостям «хорошая/плохая» определяет потребитель новости, а не производитель. 

— Ирина Егорова, интернет-портал KazanFirst. Один известный политик сказал о том, что Казань «завалили федеральными деньгами». Как вы считаете, завалена ли она деньгами? И второй вопрос. Вчера вы разговаривали с Ильсуром Метшиным в том числе о транспортной инфраструктуре и велодорожках. Он сказал, что легче запретить. Как вы считаете, готова ли страна в целом пересесть на велосипеды?

— Я вот не умею кататься на велосипеде, поэтому тьфу на ваши велодорожки, да и вообще, они отнимают пешеходную или проезжую часть. Понимаете, Россия состоит из очень разных людей. Вопрос не в том, готова ли она, а в том, как к этому прийти, чтобы был компромисс в решениях, чтобы были минимально ущемлены интересы автовладельцев и пешеходов. Там важнее, умеет ли этот город найти компромисс. Вот где лежит корень вопроса. Если действительно в Казани велосипедов больше, чем автомобилей, значит, возникла проблема технологическая, ее нужно решать. Город может согласиться или не согласиться. Я понял, что Ильсур это понимает, поэтому он не торопится с кардинальными решениями. 

Что касается федеральных денег, я бы мечтал, чтобы меня завалили федеральными деньгами. Жадные. Если вам дают, то я завидую. Но я проблему не знаю. Для этого здесь нужно жить и понимать. Федеральные деньги на что? Вот когда-то была Универсиада. До сих пор эти федеральные деньги у вас работают. Это вопрос не в том, что они федеральные, а в том, что они вложены в инфраструктуру, которая до сих пор работает и создает прибавочную стоимость, славу, тщеславие. Значит, они были правильно применены. В этом смысле слово «заливает»… Зачем нужны эти стадионы? Все по телевизору давайте смотреть, давайте парки сделаем для велосипедов. Я вас уверяю, всегда найдется 10% сумасшедших, которые будут бороться за паркинг для велосипедов вместо стадионов. Это тоже вопрос компромисса. 

— Что вас увлекает в жизни кроме политики?

— Меня политика не увлекает совсем. Ну как что? Красивые женщины, хорошее «бухло», возможность путешествовать, масса людей, с которыми я познакомился благодаря своей работе. Если бы я не работал журналистом, как бы я мог с таким человеком, как Шаймиев, разговаривать? Для меня это интересно. Много чего вовлекает. Деньги очень люблю, смотреть на них.

Comment section

Добавить комментарий

Войти: