Ирада Аюпова: Я была нищей, но читала книги

Традиционно в завершение года все татарстанские руководители один за другим подводят итоги уходящего года. Обычно эти процедуры полны бесконечных цифр, дат, данных, сплошных отчетов, вгоняющих в тоску. Так бывает часто, но не в этот раз. Глава министерства культуры Татарстана Ирада Аюпова позволила себе немного свободы и импровизации.

Руководитель ведомства пришла на встречу с прессой без различных справок, как это обычно делают коллеги Аюповой. 

— Сегодня я вообще ничего не буду говорить в начале, хотелось бы послушать вас, узнать, в чем мы не дорабатываем и куда двигаться дальше, — с ходу заявила министр. 

После непродолжительной паузы заговорили и журналисты. Беседа приняла максимально непринужденный характер и продлилась почти два часа, вместо запланированных полутора. Журналист KazanFirst Ляйсан Кадырова выделила главные моменты этой встречи.

— Год театра в Казани прошел, возможно, как нигде насыщенно и ярко. Театральные процессы в республике изменились до неузнаваемости. Наконец, стал проявляться собственный потенциал. Желаем такого же расцвета местным киноделам. Ведь голливудские экшены вроде «Мстителей» снимают за 300 миллионов долларов, а прибыли получают 3 миллиарда долларов, около двух третей бюджета Татарстана.

— К кино нельзя относиться как к расходованию средств без последующего проката. Это должна быть система. Мне нравится «Байгал», «Мулла» (татарстанские фильмы. – Ред.), но это не прокатная история. Одни получают 2 миллиарда при затратах в 300 миллионов потому, что они продумывают, как это все будет реализовываться. У нас же немного другая история. У нас кино — это больше творческая самореализация. Поэтому здесь вопрос к киноиндустрии, вопрос в изменении менталитета. Я согласна, что у нас очень яркие актеры и они могут лечь в основу индустрии, но мы должны понимать, что актер в кино и актер в театре – это разные вещи. Не все актеры театра хорошо смотрятся в контексте кинопроизводства. Я возвращаюсь к фразе, которую сказала, когда только вернулась в Минкульт и встречалась с руководством «Татаркино». Мы должны определиться, что и как мы хотим сказать, потому что кино должно увлекать, захватывать. Для творчества требуется система. В нашем театре она есть. У нас есть конкурс молодых драматургов «Новая татарская пьеса», после этого идет фестиваль молодой режиссуры «Ремесло». Мы даем возможность творить и драматургам, и режиссерам. Получается, есть преемственность. То, что у нас сегодня такой результат, – это результат не одного года, а длительной системной работы в этом направлении. Нужна школа и свобода. Две вещи, которые должны быть в первую очередь, а деньги – это уже третье.

— Трудно переоценить роль Казани в годы Великой Отечественной войны. Хотя и говорят, что здесь не было боевых действий, был ров вокруг Казани, казанский обвод. Вы ведь как-то занимались темой «Казань — город-герой»?

— Я думаю, что мы придем к этому званию. Возможно, к 75-летию Победы нужно понимать, как увековечить вклад каждого человека в Великую Победу, независимо от его местонахождения. Мы вообще не понимаем всю трагедию войны. Когда я работала в архиве, стартовал проект по сбору писем с фронта. Меня поразило письмо одной девушки, которая шла на фронт. Она писала своей матери, что она нормально кушала. То есть фронтовикам давали еду, они были одеты. Тыл отдавал все фронту. Это столько драматизма в жизни в тылу. Пленных зачастую кормили лучше, чем жителей республики. Об этом нужно рассказывать. Мы сейчас говорим о госзаказе на создание произведений искусства, которые рассказывали бы об этом. Молодежь не понимает ценность и стоимость Победы. Казанский обвод, о котором мы говорили, строился в 40 градусный мороз. Все сейчас говорят, что это была ошибка. Это была работа на опережение. А что будет,  если фашисты пойдут дальше, думали люди. Если бы война пошла таким образом, что мы бы лишились крепкого тыла, то Победы не было бы. Я согласна с тем, что эту тему нужно поднимать. Сегодня нет доверия людей к каким-то титулам и статусам. Самое важное – это разбудить интерес людей, обеспечить преемственность и коммуникацию между поколениями, чтобы они могли рассказать об этой трагедии.

— В этом году в казанском цирке поменялся директор. Планировалось, что он будет реализовывать определенную национальную программу. Но цирк все прежний, какой закрытой организацией был — таким и остался. Ведется ли какая-либо работа по этому вопросу?

— Вы знаете, что в казанском цирке есть своя школа, но ее ученики не остаются здесь, а уезжают. На прошлой неделе я разговаривала с Рамилем Шарифуллиным, директором цирка, я сказала, что у него должно быть желание что-то изменить. У нас есть идея сделать программу, в которой использовались бы ресурсы цирка, но это будет не совсем цирковая программа. Это будет больше театрализация. Если мы говорим о построении профессиональной труппы, то это кадры, будущее и очень длинный процесс. Я очень надеюсь, что мы сдвинемся с мертвой точки.

— Не кажется ли вам, что звания Народных артистов Татарстана артисты эстрады получают больше и проще, чем артисты театра, причем они еще и не оправдывают этих званий?

— Система государственных наград была актуальна для Советского Союза и стран социалистического лагеря. Особых систем поощрения для их носителей нигде нет. Есть в Турции. Вот у них Народный артист – это такой редкий статус. Его государство настолько поднимает, что обеспечивает его определенным социальным уровнем. Когда мы осознаем, что это народный артист, в чем это будет выражаться? Не только признания в виде медали или чего-то еще, а именно в части изменения социального статуса. В этом весь корень зла или перспектива развития. Как уж назовешь. Мы штудируем законодательство в сфере государственных наград. Эта система работает на федеральном уровне, и поскольку страна большая, есть система квотирования. Мы перебираем разные варианты для подачи заявок. Я общалась с кадровой службой на федеральном уровне, они говорят, у человека должно быть признание на уровне страны. Это значит, что мы должны очень активно продвигать наше искусство не только на территории республики, но и на территории всей страны. Вообще, сегодня госнаграды – это самый дешевый для государства способ поощрения после «спасибо».  

— В КЦ «Сайдаш» открылся центр оперного пения Альбины Шагимуратовой. Как он будет работать?

— Альбина Анваровна – это один из самых узнаваемых представителей культуры и искусства Татарстана на мировом уровне. Для центра будет предусмотрен определенный бюджет, сейчас он рассчитывается. Скорее всего, работа будет построена в двух направлениях. Первое – постоянная работа на месте учеников Альбины Шагимуратовой. Второе — мастер-классы от приглашенных тех или иных топовых исполнителей. Мы можем дать потрясающие условия для занятий, но кроме условий материальных должен быть кадровый потенциал, а это наш самый большой дефицит. Сейчас мы просчитываем, как это будет по штатному расписанию и по оплате труда, потому что профессионалы такого уровня – это достаточно дорогое удовольствие. Вообще, нужно хорошо понимать, что такое школа оперного искусства. Оперное искусство очень сложное. Мы уникальная территория. У нас есть богатое оперное наследие. Если мы сможем сделать школу по нашей национальной опере, после этого мы сможем транслировать ее по всему миру.

— Что в этом году вам запомнилось больше всего?

— Я не могу так однозначно ответить. Мне все нравится. У меня был дебют в качестве ведущей. Я выступила в рамках культурной программы Валдайского форума в Сочи. Это одна из самых топовых политических площадок в мире. Тема форума была посвящена Востоку. То, что в рамках вручения премии Валдайского форума звучала музыка татарских композиторов, исполнялись произведения только на татарском языке, я рассказывала о нашей культуре, после чего ко мне подходила куча людей, чтобы сказать, что они хотят приехать в Казань, – это потрясающе. Наверное, для меня это событие было самым запомнившимся. Я так гордилась этим.

— Планируется ли открытие обновленного музея Великой Отечественной войны?

— Музей как место однократного посещения – это уже не актуально, даже неправильно. У человека должна быть мотивация вернуться обратно. А вернуться он может сюда либо для изучения чего-нибудь, либо если там будут какие-то события. Поэтому после завершения реставрации музея Салиха Сайдашева, мы думаем, его близость с театром Тинчурина должна быть использована. Это должна быть постоянно действующая площадка и точка роста для театрального, музыкального искусства. Там должно происходить очень много событий. Идут работы по НКЦ. Это будет пространство нового поколения, идет обсуждение концепции музеефикации казанского Кремля. Музей ВОВ уже готов. Завершается разработка сметной документации по музею Гаяза Исхаки. Я против его перевода в другое место, в Чистополь. Если мы сейчас все музеи начнем переводить на туристические маршруты, это будет неправильно. Надо, наоборот, адаптировать маршруты под музеи. Сакральность места должна быть сохранена.

— Удалось ли вам реализовать ваши личные планы в этом году?

— Ничего не удалось. Вообще, я вечно недовольный человек. Мы очень медленно идем. Наверное, это нормально. Культура – это консервативная сфера, нужна обдуманность, а не быстрота. Есть какие-то вещи, которые приносят результат.

В завершение встречи Аюпова остановилась на вопросе инвестиций в культуру. Министр искренне недоумевала от того, почему люди считают, что вкладывать в эту область необязательно.

— В годы Великой Отечественной войны люди свои жизни отдавали, чтобы сохранить культурное наследие. Что же такого должно было произойти в нашем сознании, что мы считаем, что в культуру инвестировать нельзя? — вопрошала руководитель ведомства.

Министр выразила свое непонимание тем людям, которые так любят прибедняться в соцсетях и выпрашивать деньги. Если человек так часто говорит о финансовой нищете, то почему не говорит и о духовной? 

— Я была нищей. Я приехала сюда, в Татарстан. У меня не было денег вообще, от слова совсем. Я несколько месяцев ела самые дешевые макароны, которые приправляла томатной пастой, разведенной растительным маслом и уксусом. Но я читала книги. Все меняется. Финансовую сторону можно поправить, — считает Аюпова. — А человек должен оставаться человеком. Когда он будет полностью обескровлен духовно, он умрет как личность — это гораздо страшнее физической смерти. Инвестировать в культуру нужно.