Молодежные группировки в Казани существуют и по сей день. Этот факт нужно признать. Да, сегодня вы вряд ли увидите драки с арматурой и цепями стенка на стенку, как в 80-х или 90-х, но «улицы» и «бригады» продолжают жить, просто немного изменив свою форму. Об этом говорили участники третьего заседания клуба экспертных дискуссий «Аналогия» на площадке резиденции креативных индустрий «Штаб». К обсуждению присоединился министр по делам молодежи Татарстана Дамир Фаттахов. Модератором встречи выступил медиаменеджер, автор и создатель клуба Ярослав Муравьев. 

Тема для обсуждения звучала просто и понятно: «Что символизирует подростковая преступность?». Так уж вышло, что тема уличного криминала проникла в ДНК практически каждого жителя столицы Татарстана. Знаменитый «казанский феномен» пустил корни очень глубоко и эта все еще полузапретная тема до сих пор будоражит сознание. Так нужно ли бить во все колокола? Пора ли спросить с полиции? Или все, как и прежде, идет из семьи? Дискуссия вышла по-настоящему интересной и жаркой. Звучали мнения, листались слайды, а эксперты заставляли смотреть на вопрос с разных сторон.

«Острые козырьки» и «Банды Нью-Йорка»

Если кто-то вдруг подумал, что подростковая преступность — это беда только лишь Казани, то очень сильно заблуждается. Она существовала всегда! Казанский историк и руководитель информационного центра Дома дружбы народов Татарстана Рустам Ханнанов описал этапы формирования бандитской преступности в Европе и США.

«Выходные данные» там мало чем отличались от казанских — для большинства молодежных и подростковых банд характерна территориальность. Это может быть двор, район, улица. 

— Самым показательным примером здесь является Италия, — рассказывает Ханнанов. — Там сложились свои города-государства: Милан, Пиза, Генуя, Флоренция, Сиена. Ремесленники селились в своих районах, контрадах. Все важные для человека события в жизни: свадьбы, праздники, похороны и так далее происходили только внутри своей контрады. Это и приводило к тому, что близкие считались дружественными, а дальние — враждебными.

Огромное влияние на молодежную преступность в Европе и США XIX века оказывала урбанизация. Переселение из сел и деревень в города на фоне экономического кризиса — это рай для создания подростковых банд. В том же Париже это имело страшные формы с грабежами, разбоями и бесконечными драками с полицией. В английских Бирмингеме и Манчестере зарождались группировки жестоких скаттлеров – молодчиков, пускавших кровь на дискотеках и в клубах. Тогда же банды начинали иметь свою отличительную атрибутику — ремни, куртки, кепки, как в сериале «Острые козырьки» или фильме «Банды Нью-Йорка».

— Все те же процессы наблюдались и в России, — говорит Ханнанов. — Правда, с большим опозданием.  

Вывод: 

— молодежная криминальная субкультура — продукт городской;

— она возникает во втором и последующих поколениях городских жителей;

— ее удается купировать с ростом экономического благосостояния.

АУЕ нельзя сравнивать с «казанским феноменом»

Так в чем же все-таки отличие современных казанских банд от тех, что гремели на всю страну в конце 80-х или 90-х? Эксперт и исследователь данной темы Роберт Гараев очень подробно и конкретно обратил внимание на все опорные точки. Роберт — создатель очень популярного паблика «ВКонтакте» «Казанский феномен», к тому же в 80-х и сам состоял в одной из группировок.ожалуй, лучшего эксперта в данной теме в городе не найти. «Сборы», «старшие», «шакалить», операция «с добрым утром» — через все это он прошел сам.

Что отличает Казань от того, что было во всей России?

— В остальных городах страны были дворовые компании, — объясняет Гараев. — В Казани же была четкая иерархия из 5-6 возрастов: дисциплина, подчинение, пацанские понятия. Мы насчитали, что на своем пике в Казани существовала 141 группировка! Для миллионного города это огромная цифра.

Одной из важнейших вех того времени стал знаменитый «пробег» группировки «Тяп-Ляп» 31 августа 1978 года. В тот день огромная толпа подростков двинула от Речного порта в сторону центра, круша, ломая все и избивая всех на своем пути. Два человека погибли. Четверым грозила смертная казнь, но в итоге казнили только двоих. 

— На пару лет ситуация притихла, но жесткие приговоры имели обратный эффект, — констатирует Гараев. — В них увидели героев, очень многие решили, что и им нужно так же защищать свой двор и район. Пик подростковой уличной преступности пришелся на 1986-1988 годы. В то время была смена государственных институтов и общий упадок милиции. Кооперативщик уже шел за защитой к бандиту, а не в милицию, — объясняет эксперт.

При этом у нынешних группировок заметно меньше общего с тем, что было раньше. — Сейчас нельзя представляться, — отмечает Гараев. —  На вопрос: «Откуда будешь?» отвечают уже иначе. Да и в целом группировки носят скорее экономический характер. В них нет прежней иерархии и дисциплины. Нынешнее АУЕ — это скорее не группировки. Это больше криминальная субкультура.

Три полоски и кэшбэк на зону

Казанский студент Илья Седов подробно изучает вопрос АУЕ и вывел три основных причины возникновения этого течения:

— цикличная криминальная история;

— АУЕ есть там, где есть региональные проблемы;

— рефликсия к 90-м.

— Неофициальным местом рождения АУЕ считается Забайкальский край. Там некая банда требовала и вымогала на улицах деньги, чтобы перекинуть их в общак, а потом на зону. А когда сядешь ты, то так же будут помогать тебе, — объясняет Седов. — При этом АУЕ нельзя назвать полностью молодежной группировкой — основные и статусные позиции там занимают те, кто постарше, но стилистически, конечно, преобладают лица от 14 до 19 лет. 

Отличной почвой для формирования АУЕ являются «депрессивные» регионы. Это те места, где молодежи банально нечем заняться. «Отец пьет. Мать на двух работах. Сын предоставлен сам себе» — это классическая картина для современных криминальных подростков. АУЕ для них — это что-то вроде второй семьи, где есть на кого опереться и найти финансовую взаимовыручку.

— У современной молодежи все еще есть проблема самоидентификации. Они задают себе вопрос: «Кто я?», — высказывает мнение Седов. — Самый простой ответ — член банды. Она меня защищает, она же обеспечивает. Я часто вижу «ауешников» в «Бургер Кинге» на Колхозном рынке. У них есть свои атрибуты — три полоски «Адидас», иногда цепи. Сейчас их уже не найти за гаражами или во дворах. Они собираются в торговых центрах.

С одной стороны, АУЕ — это цикличное проникновение криминальных идей в общество. С другой — ответная реакция молодежи на действия государства. Своего рода запрос на справедливость. Сюда же можно отнести и попытки осмыслить недавнее прошлое, ведь многие заходят в паблики типа «Казанского феномена» с некой ностальгией, чтобы еще раз задать себе вопрос: «Что это было?».

«Подростки реагируют нервно и прямо»

Казанский политолог и руководитель проекта ТатПолит Руслан Айсин отмечает, что по всему миру банды и криминал поднимают голову примерно в одно время. Он называет это термином «цивилизованная судорога»: войны, депрессии, черные пятницы, сухой закон.

— Всплеск подростковой преступности связан с тем, что происходит в обществе. Это общий тренд. Молодежь стала отдельной общественной единицей. Она очень тактильная и быстро реагирует на новые соблазны. Сейчас растет общий уровень грамотности, с каждой волной преступности система отвечает вызовом, — уверен Айсин. — Вот нынешнее движение АУЕ — это смесь хипстерства с воровской романтикой.

Общий тренд — запрос на справедливость. Здесь можно обратиться к старшему поколению. Скрепы не исполняются. Власти сегодня навязывают ценности, но сами их не придерживаются. Молодежь словно говорит: «Мы готовы следовать им, но и вы следуйте!». А в этой связи эмоциональные и инфантильные подростки реагируют прямо и остро.

Все идет из семьи 

Черту почти под двухчасовой дискуссией подвела психолог Александрина Юсупова. 

— Из всей этой очень интересной дискуссии я вынесла то, что подростки хотят правил. Они хотят на что-то опереться, — говорит Юсупова. — Давайте просто поймем главное — кто идет в банды? Неужели ребенок, которого вырастили в благополучной семье, которому с самого детства заложили правильные ценности, пойдет на улицу, в группировку, чтобы найти там какую-то опору, повысить свой авторитет и самоутвердиться? Он мыслит иными категориями. Нам надо обратить внимание на то, что сейчас практически каждая вторая семья в разводе или на грани. Вот где основная проблема.

Вывод: подростковая преступность растет от того, что свою силу утратил институт семьи. Что будет дальше?

Читайте также: «Феминизм — это движение новой эпохи». Обсуждаем предпосылки возникновения идеи борьбы за права женщин