«В камеру посадили человека, который кого-то убил, и я боялся при нем уснуть»

И без того «бесконечное» дело с каждым заседанием как будто идёт все медленнее — вот и в этот раз доставка подсудимых из СИЗО опоздала на час по неизвестным причинам. В таком темпе Вахитовский районный суд Казани продолжает рассматривать дело о хищении 95 миллионов рублей при выполнении госконтракта между Минобороны и КНИТУ-КАИ.

На скамье подсудимых экс-проректор по развитию КНИТУ-КАИ Виктор Гуреев, бывший учредитель ООО «Нур-тех» Загир Исрафилов и директор компании Марат Галеев. В данный момент судебное следствие окончено и стороны приступают к прениям. Но даже на этом этапе Исрафилов не унимается и ещё больше затягивает процесс. В этот раз он решил выступить с новым ходатайством против Галеева, смысла которого не понял даже судья. Мужчина назвал Галеева самозванцем и зачитывал благодарственные письма в свой адрес от бывших партнёров. Все в очередной раз превратилось в цирк.

Если вкратце, то в ходе трёхлетнего судебного расследования все свидетели (которых около ста человек) суду пояснили: госконтракт выполнен, и выполнен хорошо, без нареканий. Позиция обвинения же сводится лишь к тому, что при создании установки было использовано китайское оборудование, что госконтрактом, к слову, не запрещалось. При этом не понятно, что на скамье подсудимых делает научный работник Гуреев, который по определению никакими средствами распоряжаться не мог. Его допрашивали последним, и на этот допрос ушло около пяти заседаний.

Гуреев пояснил, что по просьбе ректора Гортышова оказывал помощь в составлении заявки, также его имя, имеющее вес в научных кругах, использовали для придания значимости проекту.

— Для меня все этим и ограничивалось — никаких полномочий по госконтракту мне не делегировали. Фактически руководитель госконтракта Гортышов попросил меня оказать ему техническую помощь, поскольку это был очень большой объем работы. Кроме того, я для модератора был в большей досягаемости, чем ректор, из-за его обширных представительских обязанностей, да и существовала определенная иерархия в вузе, — говорит Гуреев.

Запретить или разрешить, увеличить или сократить объемы финансирования по этапам госконтракта, распоряжаться финансовыми средствами ученый не имел никаких полномочий. В календарном плане были четко прописаны даты предоставления заказчику той или иной отчётной документации, актов изготовления оборудования и самого оборудования. По словам Гуреева, сбоев за все время выполнения госконтракта практически не было. При этом полномочия сегодняшнего подсудимого в госконтракте никаким приказом или распоряжением закреплены не были.

— Исполнитель госконтракта на основании технического задания имел право заимствовать, то есть приобретать необходимое для комплектации производственной линии готовое оборудование (кроме того, которое требовалось разработать). Также в составе этого заимствованного оборудования госконтрактом была предусмотрена разработка отдельных нестандартных узлов, — поясняет фигурант дела.

Однако на первоначальном допросе мужчина частично признал обвинение в части 285 статьи УК РФ и пояснил, в чем именно признает свою вину. Затем Гуреев полностью не признал свою вину, а после снова признал. Это учёный объясняет давлением со стороны следствия, ведь сначала он проходил по делу всего лишь как свидетель. Гуреев утверждает, что оперативные работники оказывали на него сильное психологическое давление, постоянно вводя в заблуждение относительно показаний других сотрудников КНИТУ-КАИ, участвовавших в выполнении госконтракта. Следователи уверяли, что те якобы уже дали  изобличающие Гуреева показания.

5 июля 2018 года Виктора Гуреева вызвали на очередной допрос в качестве свидетеля, а затем следователь предъявил ему обвинение. Тогда мужчина не признал вины ни по одной из статей.

После этого ученого задержали и в наручниках доставили сначала в УБЭП, а затем в ИВС.

— Так как я страдаю сахарным диабетом, гипертонией и на этом фоне ишемической болезнью сердца, меня в изолятор принимать отказывались, и в течение более чем двух часов я стоял в коридоре, пока жена не привезла мне жизненно важные лекарства, которые я должен принимать на постоянной основе ежедневно. Всё это время я стоял, мне не дали возможности сидеть. Я очень плохо себя чувствовал. На фоне стресса у меня очень сильно поднялись давление и уровень сахара в крови. Так как было лето, стояла жара, в непроветриваемой камере было очень жарко и душно. Ночью в камеру подсадили человека, который, как он мне сказал, кого-то убил, и я вынужден был с ним разговаривать до утра, потому что он непрерывно разговаривал, а я боялся ему не отвечать и при нём уснуть. От стресса, духоты и от того, что поднялся сахар, с меня буквально лил пот, я очень хотел пить. Я просил воды, но мне не давали. Утром, когда меня доставили в следственный комитет, я был очень измучен, — вспоминает собеседник.

Из диалогов со следователем он сделал вывод, что если на этом этапе признать вину частично, хотя бы по одной, наименее тяжёлой статье, будет возможность содержаться под домашним арестом. Следователя это устроило — он ходатайствовал о домашнем аресте. Затем Гуреев отказался от своих показаний, но ему снова начали угрожать изменением меры пресечения, в связи с чем мужчина опять частично признал вину.

— Следователь сказал мне о том, что если по двум другим фигурантам дела ему всё понятно, то в моей виновности у него есть большие сомнения, и что если мне удастся «отбиться», то тогда он займётся следующим подозреваемым, как я понял, кем-то другим из КАИ. Во время допросов следователь конкретно предлагал мне дать обвинительные показания на Исрафилова, на что я ему ответил, что у меня никаких обвинительных фактов против него нет, а просто оговорить человека я не могу. Из этого эпизода я сделал вывод, что под его давлением оговорить кого-то во время допроса, в частности меня, может любой свидетель, — считает Гуреев.

Так или иначе, судебное следствие подошло к концу. На последнем заседании обвинение запросило время для подготовки к прениям. Стороны приступят к ним 27 января.