Профессия журналиста никогда не казалась мне романтичной, но и опасного я в ней тоже ничего не видела. Ни один школьник, мечтающий поступить на журфак, не воспринимает журналистику как сферу, где его жизни может что-то угрожать. Думаете, для того, чтобы «попасть под огонь», журналист обязательно должен работать в горячих точках? Сливать данные враждебным странам? Заниматься коррупционными расследованиями? Нет. Для того, чтобы чувствовать себя уязвимо, журналист должен просто работать.
Я получала угрозы не один раз, а о последних случаях писала в недавнем материале. Меня обещали убить. И тут вопрос, конечно, совсем не в психах, которые эти угрозы озвучивают. Вопрос в том, что делать в этой ситуации журналисту: натренировать пуленепробиваемую психику или писать заявление в полицию на каждого неадеквата? Я свой выбор сделала и не стала обращаться в правоохранительные органы. Мне, может быть, слегка страшно, но потратить время на безрезультатные разбирательства — ещё страшнее. У моих коллег другое мнение.
Руководитель отдела «Криминал и происшествия» деловой газеты «БИЗНЕС Online» Артём Кузнецов как и я регулярно сталкивался с угрозами или простым хамством, когда ходил по судам. Ряд его коллег также получают прямые угрозы по сей день. Самый известный случай — с Айратом Шамиловым, который несколько лет назад, будучи руководителем спортивной редакции, начал получать анонимные сообщения с проклятиями ему и его семье. Все закончилось печально, пусть и без жертв: Шамилову сожгли автомобиль. Было возбуждено уголовное дело, появились определённые подозрения в отношении одного лица (героя одного из материалов Шамилова). Кузнецов подчёркивает уверенность в том, что, скорее всего, произошедшее было связано исключительно с профессиональной деятельностью Айрата. Однако виновные так и не были наказаны — коллега считает это недоработкой системы.
— Я считаю, что угрозы — это недопустимо. Но, к сожалению, все это часть нашей профессиональной жизни. Мы не народные артисты — наша профессия не предназначена для всеобщей любви. Периодически мы сталкиваемся с негативом. Очень многое в этом случае зависит от самого журналиста, насколько он вообще оценивает реальность угроз. Одно дело, когда неадекватный человек оскорбляет из клетки суда — это, все-таки, не совсем угрозы, а просто неадекватность, хотя и очень неприятная. Другое дело, когда человек, который распространяет угрозы, находится на свободе. В данном случае журналист, заботясь не только о себе, но и о своих близких, должен идти и писать заявление в полицию. И тут уже силовые органы, у которых есть огромные возможности, должны подключаться и давать юридическую оценку данным действиям, — говорит Кузнецов.
Коллега также высказался и касательно моего случая в суде: он считает, что прокуратура могла бы дать правовую оценку этим событиям на основе публичных материалов. Кстати о птичках: ещё одна причина, по которой я не стала обращаться в органы — необъяснимая и непостижимая лояльность по отношению к «сидельцам». Когда меня угрожали избить и изнасиловать в центре города, ни один работник суда не сделал замечание психу.
— Как правило, во всех районных судах у нас довольно профессиональные приставы. Но почему-то приставы, которые сейчас работают в Верховном суде (а там, насколько я знаю, сменился состав), имеют ряд нареканий со стороны профессионального журналистского сообщества. Мои коллеги неоднократно отмечали, что идёт тотальный досмотр журналиста при входе, при этом приставы настаивают на том, чтобы до зала судебного заседания журналиста доводил чуть ли не пресс-секретарь. Мне кажется, на фоне такого тотального контроля журналистов выглядит очень странным тот факт, что поведение фигуранта уголовного дела остаётся без какого-либо внимания. Я не юрист и не могу дать профессиональную оценку, но как у гражданского лица у меня это вызывает вопросы, — комментирует ситуацию Кузнецов.
Бывший работник нашего издания, затем редактор регионального отделения Mash, а ныне — корреспондент «ТатарстанДа» Дима Зайцев также за свою карьеру неоднократно сталкивался с угрозами.
— Недавно мы писали новость о том, что челнинский предприниматель сломал руку, катаясь на катере. Чтобы взять комментарий, я писал брату этого мужчины со своей личной страницы. Он отказался комментировать ситуацию — мы выдали новость. После этого начались угрозы из серии «я тебя найду», «Казань от Челнов не далеко», «а ты не боишься выходить на улицу» и так далее. Дословно убить он не угрожал, это всегда были тонкие намеки. Потому что если бы это была прямая угроза жизни, то это уголовное дело по нескольким статьям: «угроза жизни» и «воспрепятствование журналистской деятельности». Когда ты напоминаешь собеседнику о том, что такие статьи все же существуют, это иногда охлаждает пыл твоих оппонентов, — делится Зайцев.
При этом Дмитрий не может вспомнить, чтобы когда-нибудь реально боялся угроз.
— Чаще всего человек просто выливает на тебя негатив, за которым ничего не последует. Я никогда никуда не обращался, потому что не считаю эту историю эффективной. Лучше в таких случаях создать общественный резонанс, вынести это в материал, в соцсети. Когда о таких случаях становится известно, этим и прокуратура может заинтересоваться — они регулярно проводят проверки по факту публикаций в СМИ. Большая проблема ещё и в том, что люди сами не знают закон, а потом угрожают журналисту судом, — считает Зайцев.
К слову о судебных разбирательствах: в законодательстве существует уголовная статья (119 УК РФ) «Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью», которая наказывает сроком до 5 лет. Юрист Фархад Шемякин советует в обязательном порядке писать заявление в полицию, если состав преступления по этой статье очевиден.
— Угрозы жизни и здоровья в рамках одной статьи не отразить. Обычно сложность возникает именно с доказыванием такого факта и содержания устного заявления, так как угрозы обычно случаются тет-а-тет. Проводится лингвистическая и психологическая, а может даже комплексная экспертиза, которой устанавливается однозначность фраз и соответствие выводов адресата угрозы содержанию сказанного. То есть часто бывает, что имела место не угроза, а шутка, но человеку она показалось угрозой. В этих вопросах должно таким образом сойтись два фактора: во-первых, человек воспринял угрозу реальной. Во-вторых, сказанное в принципе должно быть такой формы, которую и другие люди тоже могли бы счесть за угрозу (то есть не адресат неправильно воспринимает действительность, а на самом деле объективно другие люди тоже могли бы воспринять именно таким образом) — объясняет Шемякин — что касается вашего случая, то, с учетом содержания сказанного, с учетом личности подсудимого, существа содеянного им ранее, я бы, например, точно испугался, что он действительно причинит мне вред. Перспектива у этого дела есть, если вы инициируете в отношении него новое дело. С другой стороны, глупо было бы предполагать, идя в профессию журналиста, ну или адвоката, что не придется сталкиваться с угрозами.
Юрист Руслан Гарафиев добавляет, что в случае получения журналистом угрозы важно доказать как сам факт угрозы, так и то, что эта угроза была получена в связи с осуществлением служебной деятельности. Одних слов будет недостаточно: за доказательство сойдет переписка в мессенджерах, аудио или видеозапись угрозы, свидетельские показания. При этом доказать угрозу, которая была высказана наедине и не запечатлена никакими техническими устройствами, скорее всего, не получится. Если угроза поступает через соц сети, то желательно заверить данный факт у нотариуса.
Председатель Союза журналистов Татарстана и генеральный директор «ТНВ» Ильшат Аминов рассказывает, что как-то по работе критиковал один район, а глава муниципалитета не нашёл ничего лучше, чем завести на него уголовное дело. Только история ничем не закончилось — дело закрыли. Сотрудникам Аминова поступают угрозы регулярно.
— Журналисты постоянно сталкиваются не только с угрозами, но и с жалобами в прокуратуру. На меня самого сколько раз жаловались — это нормально, это часть журналистской деятельности, к сожалению. И ситуация только ухудшается: в последнее время очень популярно стало писать на журналистов жалобы, обращаться в правоохранительные органы, непосредственные угрозы в адрес журналистов высказывать. Журналист — он же как доктор, вскрывает негативные стороны жизни общества, помогает сделать «операцию по удалению опухоли». Он должен ко всему подходить с головой, заранее просчитывать возможные риски. На эту работу нужно идти осознанно. Редакция тоже должна нести ответственность за своих журналистов, помогать им в трудные моменты. Точно так же, как и общественные организации. Если журналист обращается в Союз журналистов, мы всегда предоставим помощь — и юридическую, и методическую, и соответствующее обращение в правоохранительные органы можем подготовить, — подчеркивает Аминов.
Обратиться в Союз журналистов Татарстана можно в произвольной форме, но лучше в письменной, чтобы жалобу было возможно зафиксировать, например, в формате письма. В Татарстане такие случаи были, пусть и единичные.
— Законодательство у нас хорошее в контексте защиты журналиста, но вопрос в его исполнении. И вообще, в целом, журналисту сейчас стало очень тяжело работать. Законодательство меняется, появляется все больше ограничений, целый пакет законов сильно ограничивает деятельность журналиста. Поэтому сегодня это очень непростая работа и каждый журналист должен быть подкован с юридической точки зрения. Например, тему армии, любую военную тему сейчас освещать просто невозможно — огромное количество ограничений. Некоторые молодые журналисты очень просто относятся к профессии, но это неправильно. Себя нужно уметь защитить, — убежден собеседник.
Первый зампред комиссии по СМИ общественной палаты РФ и генеральный директор канала «Санкт-Петербург» Александр Малькевич считает, что руководитель должен защищать своих сотрудников (как минимум от судебных разбирательств), брать удар на себя.
— В прошлом году на региональном телевидении запустили ток-шоу «Улица правды», где свободно обсуждались темы с участием политиков и общественников — я вёл передачу сам, чтобы принять удар на себя в случае чего, — делится он.
Малькевич отмечает, что с расцветом соцсетей начал сталкиваться с угрозами намного чаще — это вообще стало в порядке вещей: получать угрозы в качестве комментариев к постам или в личных сообщениях. По мнению Малькевича, у нас в стране нет соответствующего законодательства — угрозы в интернете, в том числе и угрозы убийством, просто некриминализированы.
— Вам могут писать о том как, где и каким образом вас убьют, и что? Ничего. Такая же ситуация и в офлайне: есть грустная шутка, связанная с правоохранительными органами — «убьют, тогда приходите». Я последовательно выступаю в Общественной палате России за то, чтобы наказывали за кибертравлю, за угрозы в сети, чтобы это было внесено в уголовный кодекс или хотя бы чтобы было предусмотрено весомое финансовое наказание. Но ни в одной стране мира журналист себя защищённым не чувствует — просто везде это разная степень угрозы. В Латинской Америке, в Азии, на раз-два могут убить или бросить в тюрьму. Что вон произошло в Турции, когда журналистку без суда и следствия отправили в тюрьму за твит с черкесской пословицей? В Европе и США другая проблема — там лютейшая цензура плюс диктат соцсетей, а в США теперь ещё и культура отмены процветает. Достаточно сообщить, что журналист плохой по «каким-то соображениям», и он лишится всего, — рассказывает Малькевич.
Лично мне кажется, что бороться за свою правоту в правовом поле в нашей стране сложно — это, как минимум, требует невероятных временных затрат. Но и молчать тоже нельзя. Общественный резонанс зачастую защищает лучше, чем правоохранительная или судебная система — новейшая история знает такие примеры.