Бывший квартал красных фонарей хотели назвать в честь казанского хана

Краевед Марк Шишкин рассказывает непридуманную историю самого начала ХХ века, когда казанцы решили «обнулить» дурную репутацию одной улицы, дав ей новое название.

Названия улиц, площадей и районов всегда отражают процессы, происходящие в обществе. В городской топонимике проявляются ценности жителей города: что считается сейчас важным, престижным, а от чего хочется дистанцироваться. 

Горожанам хватает одного ёмкого слова, чтобы понять, где находится такой-то дом и с чем ассоциируется район. В свою очередь маркетологи изобретают всё новые, более привлекательные названия для жилых комплексов, рассчитывая компенсировать недостатки местоположения и сложившейся репутации территорий.

Интересная история о том, как жители одной улицы Казани пытались «перезагрузить» образ своего микрорайона при помощи переименования, произошла на рубеже XIX — ХХ веков. Речь о гремевшем на всю Казань «квартале красных фонарей» на улице Пески у озера Кабан.

На месте парка Тысячелетия Казани

Этой улицы давно уже нет на карте Казани. Последние почти сто лет своего существования она носила название Дегтярная. Да и это название помнят не все казанские старожилы. Уже почти двадцать лет территорию бывших Песков занимает парк Тысячелетия Казани. Но чтобы узнать о нравах этого места в век Тургенева и Некрасова, даже не надо специально искать по архивным фондам. 

«С одной стороны Кабана — тихая Татарская слобода и огромная фабрика Крестовниковых, с другой стороны Пески, где всю ночь напролет пьют, дерутся», — рассказывал о географии своей юности Фёдор Иванович Шаляпин в книге воспоминаний «Страницы из моей жизни». 

Подробно об индустрии, процветавшей на Песках, писала Светлана Юрьевна Малышева в своей монографии 2014 года «Профессионалки», «арфистки», «любительницы»: публичные дома и проститутки в Казани во второй половине XIX — начале ХХ века». Проституция в Российской империи была ремеслом легальным, при соблюдении всех формальных процедур. На Песках было сосредоточено около двух десятков соответствующих заведений. Близость к административному центру города, для осуществления полицейского и санитарного контроля, была условием, по которым большинство «веселых домов» Казани располагались именно здесь. Для сравнения, в Мокрой слободе, где сейчас железнодорожный вокзал, и контроль был хуже, и рисков при посещении — больше.

Сейчас можно посмеиваться над «пикантными» подробностями прошлого или рассуждать об этике, но для общества XIX века существование таких мест было частью реальности. Свободных отношений как повсеместного факта не существовало. Все эмоциональные и физиологические потребности человека обеспечивались лишь в браке. А Казань, как центр притяжения для всего Поволжья, была перенаселена одинокими мужчинами: офицерами и солдатами, студентами, пришедшими на заработки крестьянами.

«Содержательницы домов терпимости — такие же граждане, как и ассенизаторы»

Не хотели мириться с такой реальностью прежде всего обитатели Песков и соседних улиц, не имевшие дохода от проституции. Для них богатая криминальная хроника «квартала красных фонарей» была источником постоянных неудобств, а для владельцев домов — причиной убытков. Квартиросъемщики не спешили арендовать жилье в районе с подобной репутацией.

Лучше всего выразил эту проблему забытый казанский бытописатель XIX века Владимир Петрович Невельский (1830—1872 гг.), передав диалог двух жителей Суконной слободы на страницах книги «Казанские трущобы и захолустья»:

— Ну што, Пелагея Семеновна, квартирку-то сдали? — спрашивал хлебник разряженную мещанку.

Пелагея Семеновна: «Сдала, да не хочет жить, опять ищет. «Не хочу, говорит, чтобы против моих окон пассажи были. Не хочу, говорит, чтобы по утрам неодетые бродили шлюхи да всякую всячину выделывали. У меня, дескать, дочь подрастает, пример худой!»

Хлебник: «Я те сказывал, что у тебя против эвтово дома никто из порядочных не будет наймовать. Пустила бы холостого какого, ну и ладно бы было».

Пелагея Семеновна: «Да нешто я тут виновна, аль причастна, что такой дом насупротив? Мне целой дом не разогнать. Я раз заметила эвтим мадамам-то, так меня так обругали, такими постыдными словами, что ужасти!»

Городская управа была завалена жалобами и ходатайствами жителей правого берега озера Кабан, но всякий раз отказывала им, не видя законных оснований для переноса заведений. «Содержательницы домов терпимости — такие же граждане, как и ассенизаторы, и Дума не должна допускать их разорения», — говорил по этому вопросу один из очень уважаемых думских гласных, как тогда называли депутатов.

Со временем к борьбе против борделей на Песках активно подключилась неравнодушная общественность в лице казанского Общества защиты несчастных женщин, помогавшего девушкам выбраться из проституции. 

В итоге в пользу удаления борделей с Песков нашелся железный аргумент: в 1896 году в непосредственной близости открылось Георгиевское церковно-приходское училище, а по закону нельзя было располагать «пассажи» ближе чем на 150 саженей от школ.

Удалось ли победить проституцию административными мерами?

Процесс ликвидации борделей на Песках начался в 1900 году. Все решения по этому вопросу принимались на уровне казанского губернатора Петра Алексеевича Полторацкого и министерства внутренних дел в Санкт-Петербурге (в то время МВД занималось широким кругом задач в регионах, а не только полицией). Муниципальным органам — городской Думе и управе — было недвусмысленно сказано об этом. «За городской думой не признается права даже высказывать своё заключение о том, в какой улице целесообразнее было бы допустить открытие названных заведений», — разводили руками казанские городские деятели. 

Сроком выселения «домов терпимости» было назначено 1 октября 1900 года, о чем у содержательниц заведений были собраны подписки. Их обращения были проигнорированы. Об окончательной ликвидации «квартала красных фонарей» казанский полицмейстер отчитался летом 1901 года.

Новости с Песков спровоцировали панику в Суконной слободе. Жители центральных улиц слободы  — Большой (ныне ул. Тихомирнова) и 2-й Проломной (участок ул. Петербургской вдоль Театра кукол и аллеи исторических трамваев) требовали не допустить размещения борделей у себя. Протестовали священнослужители Духосошественской церкви. На поддержку слободскому народу пришел Леонтий Владимирович Кекин (в будущем владелец известного дома Кекина), который обещал выделить деньги на постройку школы на 2-й Проломной и тем самым устранить риск неприятного соседства. 

С другой стороны, многие домовладельцы соседних бедняцких улиц Малое Польцо (дальняя половина ул. Спартаковской) и Ново-Песчаной были не прочь заработать, сдавая свои помещения под «древнейшую профессию». Часть борделей перекочевала с Песков в эту часть Суконки, другие — на Собачий переулок (ул. Некрасова) и в район 3-й Ямской улицы (сейчас это просто Ямская улица у железнодорожных путей). Некоторые тайные притоны остались на самих Песках.

Вряд ли можно сказать, что решительные меры петербургского и губернского начальства по борьбе с социальным злом привели к его уменьшению.

Была бы в Казани улица Панина

У казанских муниципальных органов остался вопрос о том, что делать с Песками, когда здешние домовладельцы лишились основного источника дохода. А в этот период именно владельцы недвижимости в городе на выборах решали, кто пройдет, а кто не пройдет в городскую Думу.

Сами домовладельцы улицы Пески проявили недюжинную активность. Пока полиция выселяла бордели, они просили городскую управу снизить оценочный сбор на свою недвижимость, благоустроить и озеленить правый берег Кабана и переименовать Пески. Благоустройство и избавление от злосчастного названия сделали бы этот район более привлекательным для новых (более благопристойных) квартиронанимателей. 

Предложение домовладельцев Песков по переименованию улицы заключалось в том, чтобы назвать её «Графской» или «Панинской». Дело в том, что в прошлом один из домов на этой казанской улице принадлежал графу Виктору Никитичу Панину (1801—1874 гг.), который целых 24 года занимал должность министра юстиции Российской империи. «Когда говорили о графе Панине, то в имени этом подразумевали министра юстиции, и наоборот — когда говорили о министре юстиции, то думали о графе Панине», — писал его биограф.

Панин был живым воплощением духа эпохи Николая I. Высший аристократ. Консерватор. При этом требовательный к себе и не лишенный культурных интересов. От других великосветских современников, говоривших по большей части на французском языке, Панина отличала высокая культура русского языка. Его перу принадлежит историческое исследование о Елизавете Таракановой, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы. 

В годы преобразований Александра II Виктор Никитич выступал в качестве противовеса реформатором: работая над крестьянской реформой, старался отстоять интересы дворян, в сфере юриспруденции был противником состязательности судопроизводства и адвокатуры. Тем не менее фигура была значимая, и хотя, разумеется, Панин на Песках не жил, другим домовладельцам было приятно иметь такого «соседа».  Да и звучное название «Графская» должно было затмить репутацию злачного места. 

Однако у городского самоуправления уже была своя кандидатура на новое название Песков.

Ших-Алеева улица стала Дегтярной

Сегодняшний облик парка Тысячелетия Казани отсылает к легендам об основании города и истокам татарской культуры. Здесь есть и фонтан в виде казана, и крылатые змеи, и памятник булгарскому поэту Кул Гали. Удивительно, но уже в 1901 году Казанская городская Дума решила сделать на этом же самом месте отсылку к драматичной истории Казанского ханства. 

Известный краевед Николай Яковеевич Агафонов по просьбе бывшего городского головы Сергея Викторовича Дьяченко составил в 1899 году первый систематический проект казанской городской топонимики. Эту брошюрку под названием «Историческая объяснительная записка наименований казанских улиц» и сегодня без труда можно найти в интернете. Большая часть предложений краеведа так и не была реализована, но, к примеру, идея улицы Пушкина от озера Кабан до высокого берега Казанки впервые была высказана именно им.

Агафонов предлагал дать улице Пески новое название — «Ших-Алеева улица» в честь хана Шах-Али, поскольку во время осады Казани в 1552 году именно здесь располагался возглавляемый им отряд.

У касимовского и казанского хана Шах-Али (1505—1566 гг.) однозначно негативная репутация в татарской историографии: союзник Ивана IV, участник завоевания Казанского ханства, нелюбимый последний муж Сююмбике. Однако для периода Российской империи это были скорее плюсы, чем минусы. Реальную же фигуру претендента вряд ли правомерно оценивать через эти поздние системы взглядов.

После угасания изначальной династии Улу-Мухаммада Казань стала местом жестокой борьбы между пришлыми крымскими, касимовскими, ногайскими аристократами. Касимовский хан Шах-Али — потомок ветви Чингизидов, правивших в Большой Орде, имел поддержку части казанских правящих кругов. И, конечно же, считал себя вправе заключать союзы с кем угодно, включая юного царя Ивана Васильевича. То, что эти войны закончились полной гибелью ханской Казани, явно не входило в его планы, но так бывает в истории. В городе Касимове Рязанской области усыпальница Шах-Али была и остается напоминанием о богатом прошлом самой западной части волго-уральских татар.

В 1901 году Казанская городская дума однозначно распорядилась присвоить бывшей улице Пески название Ших-Алеевой улицы, но и это имя не прижилось. 

Победила самая простая и прагматическая версия. В итоге жители сразу двух улиц на правом берегу Кабана попросили городскую Думу дать им названия по товарам, которыми торговали на огромном рынке, располагавшемся на месте современной площади Габдуллы Тукая. 20 мая 1903 года улицу Правая Набережная Кабана переименовали в Мясницкую, а улицу Пески — в Дегтярную. Вся формальная переписка об этом сохранилась в одном из дел Государственного архива РТ.

Вместо министра-консерватора и вечного претендента на казанский ханский престол в названиях нашли отражение мясной и смоляной базары. А могло бы получиться красиво: на правом берегу Кабана улица Шах-Али, с левым берегом связаны татарские предания о том, что там жила его жена Сююмбике, а на дне Кабана, по тем же татарским преданиям, царствует влиятельная казанская царевна Гаухаршад, в чьи покои сходились многие тайные нити управления ханством.

Уже в начале ХХ века топонимика в Казани была предметом жарких споров — в губернском городе в городских названиях старались отразить татарские смыслы. 

Автор материала Марк Шишкин