Адель Вафин: «Мы работаем, чтобы изжить хамство и невнимательность»

Адель Вафин: «Мы работаем
Министр здравоохранения Татарстана в интервью KazanFirst

40-летний Адель Вафин занял кабинет главы минздрава Татарстана чуть больше полугода назад. До этого семь лет он был первым замом министра здравоохранения Айрата Фаррахова, ушедшего в прошлом году на повышение в Москву. С приходом Вафина структуру республиканского здравоохранения как будто испытывают на прочность. Скандал следует за скандалом: подмена  младенцев, смерть пациента в поликлинике. Мы встретились с министром через несколько дней после  внеочередной коллегии минздрава. Она была созвана по поручению президента Рустама Минниханова и прошла с участием руководителя Следственного управления Павла Николаева и премьер-министра Ильдара Халикова, которые подвергли критике работу министерства

Адель Вафин: «Мы работаем, чтобы изжить хамство и невнимательность»

— Премьер  Халиков сказал, что количество жалоб за последние пять лет выросло в 2,5 раза. Что он имел в виду?

— Это официальные данные Росздравнадзора по количеству обращений. Они разные, по разным поводам, но такая статистика действительно существует. Она формируется в первую очередь за счёт того, что идёт рост ожидания от работы минздрава.

Есть вопросы по части организации медпомощи, работы регистратуры. Это касается, например, пресловутых бахил. Их продажа сейчас запрещена в медучреждениях, так как нельзя вынуждать людей покупать их. Если хотят реже мыть пол, должны обеспечить бесплатными бахилами любого посетителя. Всё началось с того, что уборщица мне грубо указала на автомат с бахилами, когда я пришёл в РКБ №2 для диспансеризации.

— Она вас не узнала?

— Видимо, нет (это было давно). Подобные жалобы поступали от других посетителей. Из-за этого мы запретили продажу бахил.

— Глава Следственного управления Николаев также приводил цифры. Он говорил, что 37 пациентов погибли за прошлый год, здоровью еще девяти причинен  тяжкий вред.

— По тем примерам, которые приводит Следственный комитет и прокуратура, мы внимательно работаем. В большинстве случаев были проведены служебные расследования, приняты конкретные управленческие решения. Наша позиция открыта,  и задачу мы ставим такую — выстроить систему управления рисками, поскольку врачебная деятельность изначально с этим связана. 

Мы внимательно изучаем информацию, которую предоставляют правоохранительные органы. Они говорили, что всего 230 обращений в СКР было связано с деятельностью медработников РТ. Из них в 37 случаях речь шла о гибели пациента. Но только суд может установить связь между деятельностью наших работников, организации лечебного процесса и гибелью пациента. По количеству дел, которые были направлены в суд, статистика такая: из 65 дел — 22 в 2012 году, из 163 дел — 25 в 2013 году.

Адель Вафин: «Мы работаем, чтобы изжить хамство и невнимательность»

— После коллегии были сменены главврачи нескольких больниц. Эти факты связаны друг с другом или просто совпадение?

— Однозначного ответа нет. Всё вкупе. Моя задача — как сделать деятельность учреждения, органов управления здравоохранения более эффективной. Приходится учитывать и результаты проверок многих органов. В связи с ними мы проводили свои служебные проверки. У меня есть их результаты. Отдельные факты были озвучены на заседании Совета по противодействию коррупции. Здесь я бы хотел обратить внимание на то, что принципиальные решения всегда принимаются с целью повысить эффективность и результативность учреждения здравоохранения.

— Вы говорили, что будете сотрудничать со Следственным управлением. О чём шла речь?

— Мы подготовили соответствующие предложения о заключении соглашения для того, чтобы все проверки [правоохранительных органов]  проводились в максимально короткие сроки. Мы говорили о том, что много разных комиссий, расследований проводится,  в том числе  и федеральными структурами (Росздравнадзором, Минздравом РТ). Важно, чтобы все материалы, обращения вносились непосредственно с первичной медицинской документацией, которая подлежит расследованию привлекаемыми нами экспертами.

Адель Вафин: «Мы работаем, чтобы изжить хамство и невнимательность»

— Сейчас СМИ много пишут о случаях, подобных истории, произошедшей в 13-й городской клинической больнице, где пациенту вырезали аппендикс и повредили артерию. Таких случаев стало больше или просто СМИ стали больше об этом писать?

— Я был в командировке в Сочи и должен был настроить наш персонал на эффективную работу на спортивных объектах. Все врачи шли как на фронт с чрезвычайным чувством ответственности и пониманием важности миссии. В тот момент я получил сообщение о том, что правозащитный центр Казани собирает звонки и обращения по случаям некачественного оказания медпомощи. Всего они собрали около 45 обращений. Для нас ценно здесь то, что каждый раз при любом сообщении они говорили, что права пациента защищают страховые медицинские организации. Безусловно, это плюс. Надо сказать, что 45 случаев были накоплены за 2011-2013 годы. Здесь надо учитывать, что в 2012 году было 767 тысяч случаев госпитализации, в 2013 — 729. Около 40 млн обращений в поликлиники в год. Для нас каждое обращение — это повод разобраться, принять решение, усилить контроль за персоналом, наладить работу таким образом, чтобы снизить риски.

У нас была конференция по безопасности жизнедеятельности. К нам приезжал гость из Германии. Он привёл следующие данные за 2011 год: в Германии регистрируется от 900 тысяч до 1,8 миллиона нежелательных последствий, вызванных медицинским вмешательством или не связанных с состоянием пациента. От 360 до 720 тысяч — это предотвратимые последствия, связанные с ошибкой, которую можно было предотвратить за счёт правильной организации и внедрения новых методов системы оказания помощи. Они говорят еще и о том, что 188 тысяч медицинских ошибок регистрируется в Германии, из которых почти 19 тысяч привели к смерти пациента.

— Что такое медицинские ошибки? С чем они связаны вообще?

— Они связаны с организацией оказания медпомощи, с работой врача, с последующим лечением, с коммуникацией. Здесь важно донести до родственников пациента информацию о рисках, которые могут возникнуть. А риски всегда есть, особенно у хирурга или акушера-гинеколога.

Есть программы и системы управления рисками, системы сертификации деятельности лечебных учреждений, которые позволяют снизить пресловутый человеческий фактор, его влияние на результаты лечения. Мы активно изучаем эти системы, соответствующий опыт и хотим сделать оказание медпомощи более безопасным. У нас уже прошло несколько обучающих циклов. Как правило, приглашаются ведущие европейские специалисты из Сербии, Германии, из тех стран, которые уже имеют опыт внедрения системы менеджмента качества работы в лечебных учреждениях.

17 апреля у нас пройдет международная конференция, где будут присутствовать специалисты из разных стран и будет представлен опыт ведущих мировых стран. Как снизить риски, как ими управлять, что зависит от врача, что зависит от системы управления качеством работы лечебного заведения, как снизить вероятность проведения операции не на том парном органе или части тела.

Сейчас активно идёт процесс обучения, подготовки специалистов, поскольку не может лишь один специалист перестроить работу многотысячного коллектива, прописать правила процесса, сделать его более эффективным и безопасным.

По прошествии определенного времени мы обязательно внесём программу управления рисками, управления системой менеджмента качества учебных заведений на рассмотрение руководством нашей республики. Но сегодня в России не так много клиник, которые обладают сертификатами менеджмента качества, сертификатами европейского системного качества. А у нас они есть (КДЦ и БСМП). Республиканская клиническая больница получила сертификат ISO и сейчас развивается в этом направлении. Помимо этого, есть много учреждений, которые в ближайшее время будут проходить сертификацию. У нас много лауреатов премии правительства за качество работы. Это и ДРКБ, и Республиканская клиническая психиатрическая больница. Над этим очень интенсивно работает руководство клиник.

Адель Вафин: «Мы работаем, чтобы изжить хамство и невнимательность»

— Что вы имеет в виду под управлением рисками?

— Представьте себе молодого специалиста, который, не совершив ни одной ошибки, вдруг станет опытным врачом. Это невозможно. Есть даже данные, которые рассчитывают риски. Если взять среднестатистического врача, то вероятность возникновения врачебной ошибки — 37%, у хирурга — 50%. Наивысшие риски — это акушер-гинеколог (67%).

Очень много отрицательных примеров именно из акушерства и гинекологии. Потому что роды — это тяжело. Здесь целый ряд рисков. Нужно, чтобы организм женщины адаптировался, и все системы работали не на одного человека, а на двоих. Это чудо природы, и там много нюансов. Поэтому применяются современные технологии перинатальной диагностики, узи-диагностики. У нас шесть центров открыто. Работает современный центр генетических исследований для того, чтобы можно было прервать беременность. В прошлом году 46 тысяч женщин (80% беременных) прошли через центр перинатальной и дородовой диагностики на выявление нарушений внутриутробного развития плода, генетических заболеваний. Около 400 беременностей было прервано, исходя из результатов исследований. То есть риски действительно чрезвычайно высоки. Наша задача как раз и состоит в том, чтобы своевременно выявлять эти риски и своевременно направлять беременных в учреждения более высокого уровня. Если что-то пойдет не так, есть все необходимые технологии и специалисты, чтобы применять правильное лечение. Эти центры модернизированы, они работают эффективно. Я имею в виду, в частности, перинатальный центр при Республиканской клинической больнице (центр 3-го уровня). Это самый высокий уровень, куда должны направляться высокие группы риска со всей республики. Если мы прогнозируем риск, то беременная должна ехать туда. Центр рассчитан на 100 коек.

— Этого достаточно на республику?

— На республику, конечно, недостаточно. Этот вопрос поднимался и на итоговой коллегии [22 января 2014 года], был прокомментирован президентом [Миннихановым]. Сегодня организована соответствующая работа по привлечению федеральных средств по включению объекта строительства перинатального центра на 200 коек на территории Республиканской клинической больницы в федеральную адресную инвестиционную программу.

— Какова стоимость?

—  Около 3 млрд рублей.

— То есть, если эту программу реализуют, то всего в республике Татарстан будет 300 коек. Хватит ли этого? Сколько их нужно в идеале?

— Знаете, этот центр, который мы планируем построить, в принципе решил бы вопрос. Так как мы усилили наши центры 2-го уровня (Камский детский медицинский центр, Нижнекамская детская больница с перинатальным центром, Альметьевская детская больница с таким же центром). Мы провели капитальный ремонт,  оснастили необходимым реанимационным оборудованием для отделений интенсивной терапии и реанимации для новорожденных. Значительные средства направлены в Казань, к примеру, в отделение 7-й городской клинической больницы. Вопросы еще есть. Предстоит еще модернизация 1-й детской городской больницы. Это чрезвычайно актуально. Вопрос нужно решить.

Адель Вафин: «Мы работаем, чтобы изжить хамство и невнимательность»

— На днях в Агрызе был случай, связанный с детской смертью…

— Да, похоронили младенца. Ребёнок родился с признаками дыхательной недостаточности. Он прожил два дня и, к сожалению, скончался. Этот случай требует детального разбора, но изначально явления дыхательной недостаточности [у новорожденного] были. Ребёнок был с учащённым дыханием, с тахипноэ, с недостаточной оксигенацией. В крови был недостаток кислорода, даже при кислородной терапии. Поэтому проводилась интенсивная терапия. Были консультации с Камским детским медцентром, но проводимое лечение не дало своего эффекта — ребёнка потеряли.

Это те самые риски, о которых я говорил. Особенно они высоки, когда ребёнок рождается, и все системы организма должны адаптироваться к условиям жизни. Повторю, наша задача — прогнозировать эти риски даже на уровне беременности и своевременно диагностировать их.

— У матери ребёнка из Агрыза беременность проходила нормально?

— Да, нормально, но всё это установит служебная проверка. Мы проведём детальное расследование,  и окончательные результаты причины смерти ребёнка будут после проведения патологоанатомических исследований.

Для нас важно, чтобы вся система работала гармонично. Потому я начал говорить о диагностике именно рисков, управлении рисками.  Труд врача — это коллективный труд. Всегда есть случаи, когда нужна консультация, нужен консилиум, второе мнение. Посмотрите, что нам удалось сделать в прошлом году —  мы фактически каждую центральную районную больницу подсоединили к ситуационному центру, который создали на базе Республиканской клинической больницы. Там есть все необходимые специалисты, это учреждение 3-го уровня. В самых сложных случаях проходят лечение именно там. Самая высокая квалификация специалистов — у врачей, которые там работают. В прошлом году было проведено 700 удаленных консультаций, консилиумов по видеосвязи.

— Что собой представляет организация связи?

— Такое рабочее место, как у министра здравоохранения, есть в ординаторской отделения реанимации и интенсивной терапии каждой центральной районной больницы. Доктора могут выходить на ситуационный центр и запрашивать видеоконсультации со специалистами любого профиля. Республиканский консультационный реанимационный центр на базе детской республиканской клинической больницы работает круглосуточно. 30 мест в отделениях реанимации и для новорожденных оснащены по всей республике. Самых тяжелых новорожденных привозят туда, подключают к мониторам и передают данные в круглосуточный центр. Ведущие специалисты наблюдают за детьми удаленно.

Адель Вафин: «Мы работаем, чтобы изжить хамство и невнимательность»

— В каких регионах есть подобные системы?

— До сих пор она существовала только в Татарстане. Вчера была информация, что запустили подобную систему в Челябинске. Идёт постоянный обмен опытом и обсуждение проблем коррекции лечения, дополнительного назначения между квалицированными специалистами. Как только ребёнок становится транспортабельным, его забирают в учреждение более высокого уровня, где проводится интенсивная терапия и где шансов выжить больше.

— Сколько детей спасли благодаря этому?

— Я могу сказать, что в прошлом году было проведено 900 консилиумов по тяжелым детям. Около 500 детей было эвакуировано в ДРКБ.

— Каков уровень перинатальной смертности в Татарстане по сравнению с общероссийским?

— У нас уровень ниже, чем по России. В прошлом году показатель составлял 7 промилле, а по стране — более 8. За первые два месяца 2014 года у нас — 6,4 промилле, а за аналогичный период 2013 г. было около 10 промилле. Здесь идёт целенаправленная и конструктивная работа. Мы еженедельно обсуждаем самые тяжелые случаи, которые требуют перевода. Такое управление позволяет снимать вопросы коммуникации между учреждениями. Для нас важно, чтобы любой пациент своевременно был переведён в учреждение более высокого уровня, чтобы была оказана максимально эффективная медпомощь.

— Вы чувствуете давление на систему здравоохранения со стороны общества?

— Безусловно, мы находимся под пристальным вниманием общественного мнения. Потому, что наша отрасль наиболее востребована. К нам обращаются, когда есть нужда — есть такое слово, которое чётко характеризует состояние обращающихся за медпомощью людей. Здоровые люди к нам редко приходят. За прошлый год было зафиксировано 729 тысяч случаев стационарного лечения. 36 млн обращений в поликлиники. Все эти люди пришли с нуждой. Кто с этим может сравниться?  Им была оказана медпомощь.

Конечно, проблемы есть. Любое реформирование и модернизация — это постоянная системная работа. На праймериз в Нижнекамске я приводил пример и сравнивал здравоохранение с самолётостроением, гражданской авиацией. У этих отраслей много общего: похожая история, научный потенциал. Но самое важное — это люди. И здесь, и там — высочайший уровень ответственности.

В любом случае Татарстан сегодня имеет целый ряд конкурентных преимуществ. Мы не стоим на месте. Операции на открытом сердце проводятся не только в Казани, но и в Набережных Челнах и Альметьевске. Вот чем мы отличаемся от других регионов страны. В Нижнекамске проводят рентген-эндоваскулярные операции на сосудах сердца. В Альметьевске находится негосударственная клиника, она получает задание на оказание высокотехнологичной медпомощи ежегодно для жителей всего юго-востока республики.  Более 800 операций на сердце за последние 5 лет,  ультракоронарное шунтирование, дорогостоящие методы исследования — всё это там делается. 8 тысяч человек ежегодно проходят коронографию с ишемической болезнью сердца бесплатно. Где такая помощь еще оказывается бесплатно? Мы приближаемся к показателям развитых стран.

 Все основные направления развиваются и в Казани, и в Набережных Челнах, и в Альметьевске. Да, мы привлекали специалистов. Это не обошлось без усилий муниципалитетов и «Татнефти», которая выделяла квартиры. Приглашали докторов наук из других регионов (Уфа, Тюмень, Томск), формировали целые команды. Все они работают. Мы действительно являемся лидерами по высокотехнологичной медпомощи. Технологичность нашего здравоохранения показывает развитие транспланталогии (пересадка сердца, печени). Впервые в Татарстане мы это сделали два года назад. По данным Минздрава России, всего 13 субъектовых клиник, из которых две татарстанские, развивают трансплантологию. Это наши достижения последних лет, точки роста и притяжения. Я не говорю о федеральных центрах.

Я уверен, что следующим шагом будет развитие взаимодействия с Казанским университетом, когда бок о бок с врачами практического здравоохранения будут работать врачи-исследователи, которые будут заниматься поиском новых методов лечения, лекарств и препаратов, будут развивать персонализированную, геномную медицину, когда лечение будет назначаться исходя из особенностей каждого человека. Будущее за этим.

— У нас 50 тысяч медработников, из них 14 тысяч врачей. Дефицит не наблюдается?

— Конечно, он есть. 14 тысяч — это и государственные, и частные врачи. Чуть более 12 тысяч врачей работают в государственной системе здравоохранения. При этом у нас есть 672 свободные вакансии, на которые мы должны привлечь специалистов. Из 672 вакансий 483 — это специалисты первичного звена (300 участковых врачей-терапевтов, 183 узких специалиста).

Адель Вафин: «Мы работаем, чтобы изжить хамство и невнимательность»

— Число растёт?

— Дефицит увеличивался в 2011 году. Тогда произошёл значительный отток. Ушли врачи пенсионного возраста (38%), другие перешли в частную медицину (24%). Но за 2013 год 126 врачей прибавилось.

22% нынешних врачей — специалисты пенсионного возраста. Есть, конечно, риск, что они могут уйти. Но мы принимаем соответствующие меры для их сохранения и привлечения. Я считаю, что эти меры будут адекватными и успешными. Они годятся и для молодых специалистов, для их привлечения. Здесь имеется в виду доплата для врачей первичного звена, которую мы увеличили в полтора раза. Если они получали 10 тысяч рублей, то стали получать 15 тысяч рублей.

Эти доплаты не зависят от стажа, категорий. Их приняли в рамках национального проекта «Здоровье». И узким специалистам мы также увеличили доплату на 2,5 тысячи рублей. Для нас — это удержание численности.

Я встречался с молодыми специалистами, которые заканчивают ординатуру, аспирантуру, я им рассказывал о наших достижениях, об условиях, которые мы предоставляем. Всё это для того, чтобы они сделали правильное решение. Мои аргументы таковы: самый большой поток у нас, самая большая интенсивность у нас, и они в кратчайшее время могут стать квалифицированными специалистами. Потому, что это возможно только при такой интенсивной работе, при большом количестве разных случаев.

— Какова средняя зарплата врачей, работающих в госотрасли?

— Узкие специалисты стали получать около 21 тысячи рублей, участковые — около 30 тысяч рублей. Хотя зачастую они совмещают работу, и зарплата в таких случаях, конечно, выше.

— Январская история, когда врачи и сотрудники станции скорой помощи выступили против задержки зарплаты, была единичным случаем? Что там произошло? Задерживаются ли вообще сейчас зарплаты работникам вашей отрасли?

— Нет, не задерживаются. Тогда это было связано с тем, что были продолжительные праздники. Во второй половине декабря 2013 года, когда все счета реестра были сформированы и представлены, направлены в фонд обязательного медстрахования, получилось так, что задержка была на 5 дней. Но было высказано много претензий по этой теме. Надо понимать, что при любом обострении ситуации появляются те люди, которые имели либо дисциплинарное взыскание, либо какие-то межличностные конфликты, где-то был конфликт с главврачом больницы. Прозвучало много претензий на тот момент, когда проблема уже была решена. Было принципиальное решение, озвучивалась проблема с запасными частями по санитарному автотранспорту, но деньги были уже выделены. На сегодняшний день никаких жалоб и вопросов по этому поводу нет. Я видел публикацию от общественной профсоюзной организации о том, что конфликт исчерпан.

Адель Вафин: «Мы работаем, чтобы изжить хамство и невнимательность»

— Вы довольны уровнем подготовки молодых специалистов?

— Я преподаю в медуниверситете на кафедре менеджмента здравоохранения, я общаюсь с коллегами, я вижу, как организован учебный процесс. Там непросто учиться. Я помню, как это у нас было. Сам я учился с 1991 по 1997 годы. Сейчас всё по-другому, по-новому. При этом сохранился консерватизм. Он должен быть всегда. Медицина — это наука, которая имеет самый большой объем знаний. Особенно если говорить о фундаментальной медицине, которая разбивает человеческий организм на миллиарды разных показателей и факторов: белков, молекул, аминокислот и т.д.

Поэтому учиться должно быть сложно. Другое дело — меняются современные реалии. Базовое образование — самое проблемное. Человек шесть лет учится, затем приходит в клинику, а технологии поменялись. Наша принципиальная позиция — сделать акценты на ведущих клиниках. Мы модернизировали РКБ, ДРКБ, 7-ю городскую клиническую больницу. Это основные клинические базы Казанской государственной медакадемии.

Мы сделали это, чтобы не было разрыва между образованием и технологиями. К примеру, высокотехнологичный центр, где есть самые современные методы диагностики и лечения. 84% всех видов высокотехнологичной медпомощи представлены на сегодняшний день в наших центрах. Кроме того, после дипломного образования очень важны ординатура и аспирантура. Учащиеся пользуются современными технологиями, заказывают широкий спектр клинико-лабораторных исследований. Кадровый дефицит — это глобальный вызов. Когда я впервые услышал от профессора высшей школы экономики на одном из форумов в Германии, что идёт глобальное перемещение кадров из Восточной Европы в Западную, а из России в Восточную Европу, я этому не поверил. Но очень быстро нашёл тому подтверждение.

Когда молодой специалист, проучившись и пройдя ординатуру на базе одной из ведущих наших клиник, решил там остаться, но я ему не разрешил, у него договор с другой клиникой был, то специалист улетел работать в Чехию.

Адель Вафин: «Мы работаем, чтобы изжить хамство и невнимательность»

— Можно ли удержать людей, заключая с ними договор таким образом, чтобы они возвращали деньги за своё обучение, если они покидают страну?

— На итоговой коллегии ректор медуниверситета провёл такой опрос в соцсети. Главный вопрос: что важно для врача? На 1-м месте он поставил самореализацию. Врач учится 6 лет, осваивает знания именно для того, чтобы самореализоваться как специалист. Где он будет работать, какие технологии он будет применять, какие исследования для установки диагноза будут доступны? Эти вопросы очень важны. Когда мы вкладываем миллиарды рублей в наши ведущие клиники, мы это понимаем.

Они, по сути, являются образовательными центрами, там готовятся специалисты. Клиника может отбирать себе специалистов из числа талантливой молодёжи. Любая современная клиника сегодня держится на трех китах (интересы пациента, образование и исследование). Образование у нас есть, приоритеты пациента для нас превыше всего, на этом мы выстраиваем корпоративную культуру. Если говорить об исследовании, то совместная работа с Казанским федеральным университетом, использование его современных лабораторий, проект создания совместной университетской клиники — всё это развивается. Это станет центром притяжения врачей-исследователей. Уровень медицины и здравоохранения выше, чем просто решение рутинных задач. У нас действительно есть ряд самых перспективных направлений для развития здравоохранения. Заложен фундамент, но самое сложное — изменить себя. Модернизировать  можно всегда. Изменить себя труднее.

— Каковы итоги модернизации?

– Мы вели два года интенсивную работу. В итоге 200 тысяч кв. метров отремонтированных площадей. Это очень сложная совместная работа с минстроем, главным инвестиционно-строительным управлением, проектным институтом. Была колоссальная поддержка президента Минниханова. Всё это наше развитие, успехи Татарстана. Это приоритет соцполитики.

Можно говорить о современном корпусе в Альметьевске, который был введен в эксплуатацию в 2008 г., о 1,7 млрд руб. инвестиций «Татнефти», о реконструкции Больницы скорой медицинской помощи в Казани, о создании регионального центра высоких медтехнологий  (это 2,7 млрд рублей  за полтора года), о модернизации, в которую вложено 11 млрд руб., о центрах экстренной медицины (почти 3 млрд руб.), о центре ядерной медицины и т.д. Действительно сейчас много делается.

— Но это техника и постройки, а что с отношением к пациентам?

— Многое предстоит изменить в парадигме отношений: врач-пациент. У нас есть с этим проблемы. Я не случайно сравнил здравоохранение с гражданской авиацией, так как проблемы копились годами. И сложно их быстро решить. Но мы видим, что отношение людей меняется, когда они приходят в наши поликлиники, которые играют ключевую роль в медпомощи.

Высокотехнологичные центры не могут работать сами по себе, 80% медпомощи выполняют именно поликлиники. Там формируется основной поток пациентов. Понимание этого у нас в Татарстане пришло значительно раньше. Два  года назад Рустам Минниханов вышел с инициативой создания соответствующей госпрограммы. Её, правда, не приняли. Но мы два года реализуем мероприятия по совершенствованию первичной медико-санитарной помощи. 65 врачебных амбулаторий, 7 участковых больниц, 11 поликлиник. В Азино есть крупнейшая поликлиника, консультационно-диагностический центр. 77 тысяч детей из трех  районов города получают там помощь. 6-я, 2-я, 10-я детская поликлиники Казани, 6-я поликлиника Челнов. Продолжают строиться поликлиники в Нижнекамске. Это колоссальный объём средств, которые наряду с модернизацией высокотехнологичных центров были направлены на первичное звено. Мы 1,4 млрд рублей премий привлекли. Эти средства из федерального бюджета были получены за счёт выполнения основных демографических показателей и успешной реализации программы модернизации.

В этом году средства уже выделены. Филиал станции скорой медпомощи будет отремонтирован на улице Фучика, 6-й филиал переедет в нормальное здание, улучшит условия работы. Но вместе с тем мы работаем, чтобы изжить хамство, невнимательность.

Мы внимательно отслеживаем соответствующие жалобы, мы своевременно на них реагируем, мы приняли для себя решение, что официальным порталом для обратной связи будет https://uslugi.tatar.ru/. В разделе «Больницы, поликлиники» мы отслеживаем, сколько жалоб приходит, сколько поддерживают по отдельным учреждениям, где у нас наиболее острые проблемы. Мы выстраиваем обратную связь.

— Если говорить об участии частных клиник в программе обязательного медстрахования, то на какой стадии этот процесс сейчас находится?

— Количество игроков, которые участвуют в медорганизациях, в программе госгарантий ежегодно увеличивается. Следует отметить, что многие медцентры становятся всё более серьезными игроками и предоставляют более качественные услуги. Ожидания людей становятся значительно выше, они идут за платными медуслугами. Проведенный опрос показывает, что удовлетворенность оказанной помощью в госклиниках значительно выше, чем в частных. Около 900 млн руб. направляется на выполнение программы госгарантий, в которой участвуют и частные медорганизации.

Адель Вафин: «Мы работаем, чтобы изжить хамство и невнимательность»

— Для них это выгодно?

— Много об этом говорится. Основной вопрос у частников — в тарифе нет инвестиционной составляющей. Он сформирован таким образом, что он лишь покрывает затраты, которые несёт медучреждение в связи с оказанием помощи. Если ты в этом участвуешь, то, во-первых, это сильный маркетинговый ход, тебе доверяет государство, во-вторых, идёт поток пациентов, которые приходят за бесплатной медпомощью, и они могут воспользоваться иными направлениями и услугами, получить их на платной основе. А, в-третьих, здесь важна имиджевая составляющая. Но пока в основном частники говорят о том, что затраты не покрываются. 

KazanFirst

Фото: Роман Хасаев

Comment section

Добавить комментарий

Войти: 

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *