Один из известнейших персонажей мира уличного искусства Александр STAN: «Я не хочу, чтобы граффити кто-то поддерживал финансово»

Александр Шиманов

Ольга Гоголадзе — Казань

Для тех, кто застал хип-хоп тусовку нулевых, не нужно как-то дополнительно представлять Александра Шиманова (a.k.a STAN). Он один из известнейших персонажей мира уличного искусства, граффити райтер с 1997 года, издатель каталога Urban Roots — самого большого периодического печатного издания о граффити в мире. Именно на его мнение ориентировались организаторы казанского фестиваля Like it. Art, когда нужно было выбрать художников, которые будут рисовать на фасадах домов. В конце концов, каждый в Казани видел очаровательную панду под мостом «Миллениум», которую нарисовал STAN.

Поэтому на его лекции в «Штабе» было не протолкнуться. Дискуссия на тему «Художники улиц: из прошлого в будущее» затянулась на три часа, после чего начинающие райтеры чуть ли не в очередь выстроились за автографами. KazanFirst этого показалось мало, поэтому ещё целый час Александр рассказывал в интервью, почему не нужно спонсировать граффити и какие темы под запретом в столичной арт-тусовке.

— Я понимаю, что просить пересказать в двух словах трёхчасовую лекцию — гиблое дело. Но хотя бы тезисно расскажите о видах уличного искусства для тех, кто не смог попасть на ваше выступление в «Штабе». Ведь большинство из нас делает ошибку, называя словом «граффити» все без разбора рисунки на стенах.

— Разные направления уличного искусства отличаются посылом, который они в себе несут. Например, street art направлен на высказывание и подразумевает диалог со зрителем. Он не концентрируется на художественном образе, важна сама идея. Но меня всегда удивляло, что street art не считает нужным сделать так, чтобы зритель его понял. Видимо, это течение считает себя самодостаточным. Поэтому оно представляет собой современное искусство.

Граффити не пытается высказаться, и единственный посыл, который оно несёт: «Меня зовут Вася». И здесь два подхода: 1) количественный — по всему городу написано: «Вася-Вася-Вася». Скорее всего, это будет примитивно и некрасиво; 2) качественный — тоже будет написано: «Вася», но очень красиво и лишь в определённых местах. Граффити агрессивно, бросается в глаза, но не навязывает идею. Оно довольно эгоистично и не подразумевает диалога со зрителем.

И есть явление, которое называется public art. Как правило, когда люди говорят о граффити или хорошем  street art, они подразумевают как раз public art. Это качественные работы с разнообразием художественных смыслов, идей, техник, которые делаются на основании соглашения между художником и обществом.

Иногда город предоставляет райтеру поверхность, материалы и деньги, иногда его работу оплачивает организация. С художником оговаривают сюжеты рисунка и технику его выполнения. Как правило, это наиболее визуально привлекательные работы из всех, что встречаются на улице. Из этих трёх кирпичиков складывается массив, который называется «уличное искусство». Парадокс в том, что street art буквально переводится как «уличное искусство», хотя по факту является его частью.

— В начале нулевых все бредили хип-хоп культурой, а на мероприятия вроде «Урбании» съезжалась тусовка со всей России. Почему сейчас почти не проводят таких фестивалей? Мода прошла?

— Не стало денег. Когда в городе есть деньги, там есть street art. Если бюджет такое не тянет, уличного искусства не будет. Это совсем не свобода творчества, а такая же финансовая зависимость, которая связана с любым затратным хобби. Должен появиться бизнес, который привезёт краску в город. У людей должны появиться деньги, чтобы купить эту краску. Не будет этих факторов — не будет фестиваля. В Москве такие мероприятия по-прежнему проходят, и ажиотаж вокруг них никуда не делся. Художников тоже не стало меньше, в этом смысле культура более-менее стабильная. Всегда есть примерно одинаковое количество людей, которые делают хорошо, плохо и средне. А число рисующих только выросло, даже по сравнению с ажиотажем двухтысячных, когда и Казань, и Нижний бредили граффити. Кроме того, street art и граффити очень сильно обособились, вышли из хип-хоп культуры, которая их породила. Поэтому мероприятия, которые проходят в Москве, выглядят уже совсем не как «Урбания».

— Я думала, все трейсеры и райтеры просто выросли, завели детей и ушли работать по профессии.

— И это тоже! Например, я сейчас зарабатываю графическим дизайном. У меня эти две стези шли параллельно: одной занимался ради денег, а второй посвящал жизнь. Но когда мне исполнилось 30 лет, я понял, что рисовать стало скучно. Постепенно получилось, что я перешёл в область графического дизайна, которая связана с буквами и шрифтами. Одним из толчков к этому стал кризис 2014 года. Я тогда занимался веб-дизайном, делал сайты. С ростом курса евро заказы на них резко упали. Зато заказы на буквы продолжали исправно поступать, и со временем это стало приносить мне 90% прибыли.

— Но есть же граффити-райтеры, которые очень хорошо зарабатывают на public art. Не было желания уйти в эту сферу?

— Конечно, можно рисовать на заказ. Если я изображу девочку с кошечкой, скорее всего, меня позовут ещё раз. Но мне неинтересно рисовать девочку с кошечкой. Художник творит не потому, что ему платят, а потому, что душа просит. У меня душа уже не просит рисовать настолько, чтобы я продолжал выходить с баллончиком на улицу. К тому же, это довольно затратно: сейчас на одно граффити художник может потратить 3-4 тысячи рублей. В какой-то момент я понял, что могу не нарисовать десять «кусков» и поехать в Европу. В то же время кто-то рисует цветы от всего сердца, и это очень востребованно. У них порывы души удачно совпадают с тем, что хорошо покупают.

— Что самое крутое вы вынесли из мира уличного искусства?

— Возможность общаться с интересными людьми по всему миру. В путешествии ты всегда можешь найти художников, которые тебя накормят, впишут и покажут, где можно порисовать. Я два года жил в Европе, потому что приехал однажды на граффити-фестиваль, и неожиданно для самого себя остался там.

— В анонсе своего мастер-класса в «Штабе» вы написали: «Поговорим о том, о чем ни в Москве, ни в Питере не принято говорить на публике». Но ничего криминального не прозвучало. Вы просто назвали вещи своими именами и рассказали, каким образом очевидные бездарности делают себе имя. Разве это табуированная тема?

— Когда ты правдиво рассказываешь, чем руководствуются люди, ты рушишь сказку, которую они себе придумывают. Эти одухотворённые художники, которые выходят на улицы, чтобы нести высокие идеи, на практике оказываются амбициозными подростками, которые  сублимируют и хотят только славы.

Когда сам в этом варишься, нет нужды поддерживать сказочный флёр, какие мы все крутые. Более того, я не хочу, чтобы граффити кто-то поддерживал финансово. Ведь это контр-культура, которая борется, сопротивляется и вступает в конфликт. Граффитчики огребают больше всех в этой субкультуре. Ты вышел, изобразил из себя уличного хулигана и получил за это по голове. Почему власть должна тебя за это спонсировать? Начинаешь это рассказывать и нарываешься на полное непонимание. Не меньшее возмущение вызывают и слова, что граффити завязано в первую очередь на деньги, и творчество только на втором месте. А если говоришь, что все эти замечательные молодые люди, которые несут идеи в массы, просто подростки-наркоманы, все удивляются: «Как же так? Ведь про них пишут в газетах и показывают по телевидению, а их работы выставляют в галереях современного искусства». А вот так, ребята.

— Как райтеры влились в тусовку современного искусства?

— Не райтеры в неё попали, а люди, которые искали fame — дешёвую славу. В Москве и Питере появились лишние деньги, которые решили потратить на дорогие предметы искусства. И стали искать, что можно каптировать внутрь.

Нашли «молодую поросль», которая заметна на улицах и обращает на себя внимание. Им дали немножко денег, и попёрло. Появляется центр современного искусства, в котором выставляются их работы, а с ним и месседж: «Ты можешь делать то же самое, про тебя напишут в газете, а твой холст мы продадим за несколько тысяч евро».

При этом, мы живём в классовом обществе, которое сегрегируется по разным понятиям. У богатых людей должна быть своя эстетика, которая выделяла бы их среди прочих. И тут пришло современное искусство, которое говорит: «Если ты понимаешь, что я такое — ты творческая элита. А если нет — ты необразованное быдло». И в среде обеспеченных людей это очень хорошо зашло: раз я могу тебе заплатить, значит, понимаю. 

Деятели современного искусства сами это признают и в открытую говорят, что без богатых людей его бы не существовало. Сами же художники хотят двух вещей: отличаться и продаваться. В моём понимании искусства этих критериев нет вообще. Я считаю, что картины становятся искусством только тогда, когда его начинают понимать. То есть, ты доходишь до того уровня профессионализма, когда можешь доносить свои эмоции и идеи до всех.

Вы можете написать целые тома о том, почему «Чёрный квадрат» Малевича гениален, но попробуйте мне доказать без ссылок на авторитеты, что это — предмет искусства. Это предмет обсуждения, не более. Если он действительно кому-то нравится — не проблема. Проблема, когда мнение меньшинства начинают преподносить, как элитарное. Не уважаешь его — ты дурак.

— Зачем городить столько философских оправданий бездарности, если можно научиться круто рисовать?

— Это трудозатратно. Зачем, когда можно добиться славы простым путём?

— Что тогда движет по-настоящему талантливыми художниками?

— Понимание того, что не можешь сделать плохой продукт. Мне стыдно, мне будет физически противно видеть это на стене. А людям важно не то, что они сделали, а какой фидбэк они с этого получили. Если им заплатили за это деньги, они автоматически считают свою работу крутой. На Западе это культивируется десятилетиями. Там есть такой художник Жан-Мишель Баския. Наркоман, бисексуал, очень смазливый молодой человек, который в своё время начал спать с нужными людьми. Таким образом, он попал в галереи современного искусства в Америке и стал очень популярным. Рисовать при этом не умеет от слова «совсем». Но считается одним из основоположников граффити. И некоторые молодые люди даже покупают футболки с его именем и рассказывают, какое глубокое влияние он на них оказал. Хотя по факту культура американских вывесок на магазинах повлияла на граффити гораздо сильнее, чем все товарищи из тусовки современного искусства. Но говорить об этом не принято.

— Почему нормальные райтеры не объединятся и с позором не прогонят дилетантов с улиц?

— Мы же не организованная структура, которая что-то решает вместе. Мы все одиночки. Пошёл, купил краску, порисовал. Нас ничто не объединяет. Поэтому влиять на тусовку могут только люди, которые аккумулируют финансовые потоки. С другой стороны, когда ты понимаешь этот механизм, можешь и сам попытаться что-то изменить. Я сегодня показал вашим ребятам работы команды «ТОЙ — Нижний Новгород», про которых в интернете рассказывают, какие они замечательные и талантливые. Если не знать, что конкретно они рисуют, можно поверить авторитетному источнику, будто они и правда крутые.

— Но ведь должна быть какая-то ответственность! Зачем рисовать гадость на стене, мимо которой каждый день ездишь на работу?

— Я также считаю. Более того, мы несём ответственность перед всеми горожанами, потому что вы — наши зрители, и вы вправе судить. Не надо искать «экспертов», которые будут за вас решать, что вы на самом деле видите. Это не полотна в галерее современного искусства, на которые специально приходят посмотреть. Если рисуешь на стенах, не важно, какой у тебя культурный бэкграунд, любой человек должен считывать твою идею. А наши «творцы» рисуют на стенах член. Простите, а как же дети, которые растут в городе, где такое считается нормальным? Это дикость. Подзатыльник тебе и закрашивай! Однажды в Афинах я замазал такой рисунок и сделал граффити поверх него. Позже выяснилось, что я уничтожил последнюю работу парня, который погиб через неделю после того, как нарисовал это. И я подумал: «Как хреново, что последнее, что от тебя осталось — это член с крылышками на стене, который тут же закрасил человек из другого города!».

— Темой дискуссии было: «Художники улиц: из прошлого в будущее». Так какое же будущее ждёт уличное искусство?

— Если в городе есть деньги, то приоритеты будут сдвигаться в область public art. В Москве сейчас так и происходит, хотя есть некая диспропорция. Либо полная политическая заказуха, типа «Крым — наш!». Либо человек приходит, рисует никому не понятную абстракцию на девятиэтажном фасаде и получает за это деньги. Но, думаю, кризис нам всем подрежет крылышки. Не будет денег — всё отмотается на много лет назад. Мы завязаны на материалы, поэтому слишком зависим от финансовых причин. Если в городе закроются магазины с нормальной краской, количество рисующих сразу уменьшится раз в десять. Останутся маньяки, которые будут ездить закупаться в Москву, а остальным мы скажем: «До свидания!».