Салават Юзеев: Кино — самый прямой путь народу заявить о своей самобытности

— Салават Ильдарович, сейчас в прокате по Татарстану с успехом идут ваши «Татарометражки». Деньги на их создание собираются, в том числе через платформу «Карта инициатив». Как возникла идея снять подобное кино?

— Мы хотели создать что-то такое жанровое, чтобы смотрела широкая аудитория. И мы решили сделать что-то комедийное и интересное. Вообще, предполагалось, что не только я буду режиссером, но так как у нас возможностейснимать не так много, поэтому пока эти два сезона  снимал я. Мы не рассчитывали ни на какие фестивали, не рассчитывали на то, что критики будут оценивать, а хотели, чтобы было весело смотреть. К нашему удивлению нас стали приглашать на фестивали.Я давно не слышал, чтобы  люди вслух смеялись. Особенно на фестивалях, там такое угрюмое кино смотришь, а на «татарометражках» люди просто хохотали. Я за долгий период впервые услышал, как люди в голос смеются на кинопросмотре.

Этим летом был Чебоксарский кинофестиваль, там в одной программе были и короткометражки и полнометражные фильмы. Там были очень долгие, серьезные фильмы,и была наша одна «Татарометражка» — «Любовь до гроба», всего 13 минут. В итоге в зале  стоял хохот и нам дали приз за лучший фильм. Короткому метру  дали приз за лучший фильм среди всех. И такие  курьезные случаи тоже бывают. 

— Зрителям ждать третий сезон «Татарометражек»?

— После того, как фильм закончен, я порой думаю, что, возможно, этот фильм последний, который я снял. Я не знаю, будет ли возможность что-то снять еще. Поэтому планов у нас нет, у нас есть только намерения. А намерения у нас такие. У нас три сценария полнометражных игровых фильмов, и с десяток «Татарометражек». Надеемся, что они выйдут, но очень многое зависит не от нас. 

— Сколько времени занимает процесс съемок?

— Мы за неделю снимаем три «Татарометражки». По-другому нельзя — иначе мы начинаем нести ненужные затраты. У нас очень ограниченный бюджет. Поэтому действие одной «Татарометражки» проходит, как правило, в одной локации — это кафе, комната, офис.

— Когда вы снимали «Татарометражки», выхотели выпустить фильм в прокат, или это только фестивальная история?

— Прокат — это вещь сложная, у нас не такой прокат, который разрывает кинотеатры. Мы хотели, чтобы люди смотрели и смеялись. Стремились сделать жанровую комедию исходя из природы татарской актерской игры. Говорят, что это что-то новое и необычное. У нас есть положительные отзывы очень серьезных метров в кинематографе, культовых режиссеров советского периода — Владимира Меньшова и Вадима Абдрашитова. Когда я показал Абдрашитову эти «Татарометражки», он сказал, что хватит пребывать в тренировочном режиме, теперь пора снять на этой базе полный метр.

— Вы заговорили о природе татарской игры, а есть ли татарстанский кинематограф?

— Как цельного явления, которое бы узнавалось во всем мире и шло под брендом татарстанский кинематограф его, конечно, нет. Есть отдельные режиссеры, которые работают, и они друг на друга совершенно не похожи. У них нет чего-то общего. Они очень разные и очень разные по уровню.

— А должна быть какая-то особенность? Что-то отличает нас от других?

— Сейчас пока такого, что бы отличало нас от других нет, потому что, чтобы сказать что-то новое для этого нужно создать совершенно что-то уникальное. Но если говорить о татарстанском кинематографе, то лучше выделить национальный кинематограф, он как раз может дать какое-то своеобразие, то, что отличало бы его от российского.Национальный кинематограф- это вообще особый разговор. Скажу, что кино — самый прямой путь народу заявить о себе, о своей самобытности, сказать, что он есть. Это нужно учитывать, но пока у нас этот факт не учитывается. Это должно проявляться, должна быть четкая политика в области кино, не от случая к случаю вспоминать о нем, а как-то целенаправленно в эту точку давить. Потому что кинематограф- это важная составляющая в культуре.

— И кто же должен «давить», кто должен этим заниматься?

— Все должны, особенно те, от кого это зависит.Сейчас очень острые разговоры идут о сохранении языка. Это уже перешло в русло политики. И здесь кинематограф мог бы сыграть ключевую роль. Министерством культуры каждой год выделяются субсидии на кинематограф, там есть тема «о сохранении языков». Это государственный заказ, и на это выделены средства. Но конкурс по этой теме еще не объявлен, хотя год уже подходит к концу, осталось два месяца, и до конца года. Фильм должен быть снят. Странно, когда такие вещи происходят, когда вокруг только о языках и говорят.

— А национальные фильмы это авторское кино или массовое?

— Я определенный сторонник авторского кино, без авторского кино не будет никакого развития. Сейчас две вещи, которые угрожают вообще кинематографу. Это морализаторство и попса — если они весь кинематограф подомнут под себя, тогда я не хочу к такому кинематографу вообще принадлежать. Чем выигрывает морализаторство: обычно такие темы умиляют комиссии, которые выделяют средства. А попса всегда в выигрыше, она всегда массовая. Поэтому если морализаторство и попса подомнут под себя авторский кинематограф, то все. У нас в итоге получится кинематографсродни национальному телевидению. Вроде бы есть, но оно – как вещь в себе, и никакого развития нет.

— Но авторское кино, оно же рассчитано на любителя, а не на массового зрителя.

— Есть совершенно разное авторское кино. Почему его называют авторское, потому что оно не идет в мейнстриме. Оно своеобразное, экспериментальное. Есть масса примеров, когда авторское смотрит широкая публика. К примеру, мой любимый режиссер Дэвид Линч. Это совершенно авторское кино, но в итоге «Твин Пикс» сколько наделал шума, и сколько народа его смотрели. Авторское кино — это двигатель кинематографа, поэтому у нас если не будет экспериментального кино — то никакого кинематографа не будет. 

Как пример можно привести театр Камала. Насколько там живые процессы идут. Там и на малой, и на большой сцене ставятся экспериментальные, рисковые вещи. Хотя могли бы для татар спеть, сплясать и все — они довольны, многие этого и хотят, но тогда бы театр умер, тогда бы он заглох. Это прекрасно понимают те, кто этот театр движет — главный режиссер и его соратники.Но о театре говорить намного проще — это гораздо более актуальное искусство, чем кино.

— Театр актуальнее кино?

— Да. Потому что кино пока сделаешь, сколько времени пройдет. А театр  может откликнуться очень быстро. Театр обладает качеством, когда люди сидят в зале локоть к локтю и они вместе реагируют — это общее живое коллективное восприятие. И когда сказанное там, звучит стократно сильнее в  этом пространстве. Театра сегодня — это самое актуальное из искусств.

— Что тогда на втором месте?

— А что на втором месте спорно. Я думаю, что это документальный кинематограф. Там гораздо больше возможность высказывания, потому что мы наблюдаем саму жизнь.
В искусстве есть разные уровни условности. Возьмем оперу или балет: люди танцуют или поют вместо того чтобы говорить — это одна степень условности. Драма или игровое кино — здесь люди говорят, но они играют кого-то — это другая степень условности. А в документальном кинематографе условности нет. Вот человек говорит – и люди ему верят, потому что это не сыграно. Интерес к документальному кинематографу растет, люди хотят смотреть документальное кино.

— Документальное кино очень редко появляется в прокате, это закрытое пространство?

— Это свое пространство, но в нем есть люди преданные, те кто снимает и те, кто любят, потому что видят в этом искусство. Наш фильм «Шуну, который придет», когда мы его сняли, мы не ожидали что этот фильм так выстрелит. Он у нас получил множество призов. Однажды он оказался в конкурсной программе в Италии, и меня пригласили туда, чтобы представлять фильм.  Когда я увидел перед фильмом очередь в кассу,  хотя билет стоит 7 евро, я думал, что меня после фильма будут бить, за то, что я  обманул их ожидания. Изначально у меня было сильное чувство вины, но после фильма были такие аплодисменты — это было настолько неожиданно для меня. Люди хотели этого кино.

— Почему важно посылать на фестивали?

— Во-первых, смотрит публика. Там те люди, которым это интересно. А во вторых, для нас участие в фестивале это оценка твоей работы независимыми экспертами. Наш документальный фильм «Кукморские парни» был здесь в Казани принят очень жестко, даже были пожелания, что нельзя его допускать к показу. Но отборщики фестивалей посчитали иначе. Сейчас этот фильм участвует в конкурсной программе семи фестивалей документального кино.

Восприятие зрителя это одно,а эксперта — совершенно другое.

— То есть получается, что искусство не для массы, а для избранных?

— Надо разделить кино и выделить два противоположных полюса. Кино как искусство и кино как бизнес. Это разные вещи. Бизнес диктует условия существования. Там уже изначально все делается для того, чтобы получить прибыль. Кино как искусство — это явление культуры, а культура вообще не окупаема. То есть человечество содержит культуру для того, чтобы выжить и не скатиться в скотское состояние.Но есть фильмы, которые умудряются пройти  между этими полюсами.

— А как вы считаете, нужно ли массового зрителя приучать к искусству и чаще показывать «такие» фильмы в кинотеатрах?

— Конечно, нужно. Просто у нас нет нормальной системы проката, где все это можно было бы предложить. С прокатом вообще пока тупиковая ситуация. С одной стороны, фильмам нужен обязательный прокат, а с другой стороны, чтобы организовать этот прокат нужно, чтобы выходило достаточное количество фильмов и достаточно хорошего уровня. Нельзя же на два фильма в год ориентироваться. У нас раз в несколько лет выходит один хороший фильм, и все ждут, что он разорвет просто, но такого не бывает. Для этого надо снимать много, нужно экспериментировать, чтобы был авторский кинематограф. Нужна четкая политика в отношении кинематографа, упор на национальный кинематограф и понимание того, что без кино нельзя.

Читайте также: Константин Хабенский ищет в Казани новые формы и смыслы