Казани предложил иначе взглянуть на гражданское общество страны.
В России общероссийская идентичность не совпадает с гражданской. Тогда вопрос — в России до сих пор нет гражданского общества? Задавал вопрос один из модераторов Всероссийской научно-практической конференции «Позитивный опыт регулирования этносоциальных и этнокультурных процессов в регионах Российской Федерации» Эмиль Паин. Он является ведущим научным сотрудником Института социологии Федерального научно-исследовательского социологического центра РАН, а также профессором ВШЭ. В 1996-1999 годах был советником президента Бориса Ельцина.
Эмиль Паин в своем выступлении в некоторой степени подискутировал с идеями другого известного в России социолога Леокадией Дробижевой, в память которой и была посвящена конференция этнологов и социологов в Казани.
Паин обратил внимание, что на заседании многие докладчики представили свои доклады и выступления, при этом автоматически приравнивали общероссийскую идентичность к гражданской идентичности.
— Хотя что в ней [общероссийской идентичности] гражданского? Непонятно! Потому что ни одного формального признака гражданственности в этой оценке не существует, — обратился к участникам конференции Паин.
Спикер обратил внимание, что на протяжении многих лет исследования общероссийской идентичности социологами во время опросов у репондентов не спрашивали про юридическую гражданственность, не поясняли сути гражданственности, сами респонденты, говоря о своей гражданской идентичности, паспорта не предъявляли. Более того, во время исследований специалисты не уточняли, как респонденты оценивают своё «гражданство» (т.е. гражданскую идентичность) через морально-правовую оценку, не спрашивали у них как у субъектов гражданских прав и обязанностей.
Российские ученые во время опросов и вовсе предпочитали не замечать такой момент: роль граждан как основной субъект политической системы страны, как коллективный источник власти в России.
— Гражданственность и общероссийская идентичность не только не совпадают, но и весьма различаются по социальному масштабу. Если общероссийская идентичность в ходе опросов характерна для более чем 90% опрошенных, то это всеобщий характер. Это практически тотальная характеристика. При этом во время опросов не сильно отличались ответы в зависимости от уровня образования, возраста, этничности, города или села, проживания, республики или региона. А вот пульс гражданственности практически не прощупывается в ходе исследований. И об этом тоже писала Леокадия Дробижева в последних своих работах, — говорил Паин.
Лектор привёл некоторые данные оттуда: согласно опросам в 2019 году, лишь 16% россиян чувствовали свою способность влиять на происходящее в их городе или в регионе. И лишь 11% опрошенных — влиять на происходящее в стране.
— То есть перед нами тотальное восприятие «Мы — россияне» и отнюдь нетотальное восприятие, очень локальное, очень избирательное ощущение гражданственности в смысле ответственности и влияния, — подчеркнул Паин.
Лектор с сожалением отметил, что у россиян общероссийская идентичность характеризуется лишь концептом «Мы — законные жители страны, мы — россияне».
— А для гражданственности нужны другие системы оценок, нужна другая смелость. Ещё Владимир Даль в своём «Толковом словаре» охарактеризовал гражданственность как «гражданские доблести». Чтобы выразить гражданственность, нужен некоторый уровень храбрости, а главное — некоторый уровень личной ответственности, которую персонально немногие готовы на себя брать в определенных условиях, — убежден спикер.
Далее Паин обратился к ещё одному моменту, по которому у него была дискуссия с Леокадией Дробижевой: идентичность (общероссийская, гражданская или ещё какая-то) — это консолидация?
— Леокадия Михайловна полагала, что общероссийская идентичность имеет консолидирующую функцию. И прямо об этом писала в одной из своих статей, которая так и называлась: «Консолидирующая идентичность в общероссийском, региональном и этническом измерениях». И эта точка зрения [что идентичность = консолидация] лежит в основе Стратегии государственно-национальной политики, которая предполагает одной из важнейших целей стратегии национально-государственной политики в качестве источника консолидации российского общества развитие идентичности, — говорил ученый.
И тем не менее лектор категорически и абсолютно не согласен с тем, что та или иная идентичность — это и есть консолидации людей.
— Нет ни логических, ни эмпирических подтверждений взаимосвязи между идентичностью и консолидацией. Например, я 25 лет идентифицирую себя со «злым домом» по проспекту Вернадского вместе с его обитателями. И могу вас заверить, что трудно найти сообщество, менее консолидированное, чем то, в котором я живу. На уровне лестничной клетки мы, бывает, договариваемся о чем-то, в подъезде — никогда. А в огромном доме — я понятия не имею, кто там живет. И они — то же самое. В общем, идентичность есть, а консолидации — ноль, — заявил спикер.
При этом по мере перехода от локального уровня воображаемого сообщества (подъезд, дом, улица, район, город и т.д.) к более пространному сообществу (регион, макрорегион, страна) вопрос о взаимосвязи идентичности с консолидацией возникает ещё острее, ещё сильнее ставит эту связь под вопрос. Поэтому Паин обращается к исследователям, к этнологам и социологам с предложением несколько иначе взглянут на консолидацию как функцию идентичности.
По его словам, под консолидацией всё-таки нужно понимать практическую коммуникативность членов сообществ, их включенность в общее дело, взаимодействие, интерактивность.
— Вот это всё и отражает уровень и степень консолидированности. Насколько люди интерактивны, взаимодействуют, настолько они и консолидированы в реальной жизни. Такой подход подразумевает и особую трактовку понятия нации. Это не только воображаемые сообщества, это ведь и живые и коммуникативные сообщества, — рассуждал Паин.
Лектор перечислил несколько видов гражданских культур, которые определили учёные-социологи ХХ века. Например, есть патриархальная культура, которая предполагает включенность и ориентированность людей на сугубо местные процессы. А есть ещё подданническая (или зависимая) культура, которая отражает значительный интерес людей к проблемам в стране, но это сугубо интерес зрительский.
— Такой интерес — интерес людей, которые не являются субъектами, а являются объектами управления. Такие люди некритически воспринимают некие общественные стереотипы, — считает Паин.
В качестве примера отражения подданнической гражданской культуры в Российской империи Паин привел цитату поэта Некрасова: «Вот приедет барин — барин нас рассудит, Барин сам увидит, что плоха избушка, И велит дать лесу». А цитата поэта Юза Алешковского: «Но верили вам так, товарищ Сталин, как, может быть, не верили себе», — это уже период Советского Союза.
— Вот эти два примера — это разные стороны восприятия слушательской субъектной культуры, которая очень сильна стереотипами, предубеждениями, — говорил лектор.
Он замечает, что, как правило, в обществе предубеждениям в очень редких случаях могут быть противопоставлены убеждения.
— Как правило, предубеждения снимаются не убеждениями, а другими предубеждениями. Это особо заметно в этническом измерении. Например, 1994-1996 годы — период первой Чеченской войны. Тогда существовал гигантский взрыв стереотипов античеченского настроения. И они продержались довольно долго и начали смещаться лишь к 2008 году, когда появились антигрузинские настроения. Антигрузинские настроения снеслись довольно быстро и незаметно к 2010-м годам. Например, в 2013 году вдруг неожиданно в пятерке основных факторов недовольства москвичей наряду с привычными жалобами на транспорт, на жилье и т.д. появились антимигрантские страхи. А в 2014 году появились новые стереотипы — антиукраинские настроения, — перечислял спикер.
Поэтому Паин обратился к ученым больше обращать внимание на критерии консолидации, которые вытекают из их интерактивности, из их действий, из того, на что люди готовы тратить больше всего своего свободного времени.
Comment section