Депутат Атласов о ЕГЭ: «Это была одна из мягких форм по обеспечению утечки мозгов»

Член татарстанского парламента от КПРФ Николай Атласов в авторской колонке, написанной специально для KazanFirst, рассуждает о том, как Болонская система повлияла на образование в России, в чем был глубинный смысл ее внедрения и почему настало время от нее отказаться.

В Государственной Думе на прошлой неделе заявили, что в России уже запущен процесс отказа от сдачи экзамена в форме ЕГЭ. На смену ему готовят новый формат оценки знаний школьников, в основу которого, как утверждают, войдут лучшие стороны ЕГЭ, советской системы образования, а также российской.

Формат ЕГЭ с самого начала его внедрения в 2001 году, сначала в виде эксперимента, вызывал острые споры. За два десятилетия у ЕГЭ сформировалось много противников. Но он не появился сам по себе. Это один из элементов внедрения в России Болонской системы высшего образования, возникшей в Европе. Поэтому отказ от ЕГЭ ставит в повестку вопрос отказа России от Болонской системы и перестройки всего высшего образования с учетом актуальных запросов экономики нашей страны.

Болонская система предполагает унификацию стандартов высшего образования, то есть создание некой транснациональной модели, в рамках которой осуществляется переход на двухуровневое обучение (бакалавриат и магистратура), предоставление студенту возможности менять специальность и ряд других аспектов. Но одним из ключевых в этой системе является идеологический фактор, когда через модель образования внедряются определенные ценностные установки и идеологические принципы.

С точки зрения интересов России проблема заключается в том, что Болонская система высшего образования сильно отличается от российских традиционных образовательных стандартов. Более того, с идеологической точки зрения она чужда российским интересам. Так что вполне оправданно заявление Президента России Владимира Путина от 21 февраля 2023 года о необходимости плавного возврата к прежней системе вузовского образования, во многом основанной на советском опыте.

Я неслучайно обращаю внимание на идеологический фактор, который не такой уж безобидный в случае с Россией. Внедрение Болонской системы высшего образования в нашей стране было одним из элементов интеграции России в западный мир, а если говорить точнее, подчинения России Западу. Болонская система создала механизм по привлечению российских студентов в западные вузы. Нельзя сказать, что это однозначно плохо. Но в случае с нашей страной большая часть студентов, обучившихся на Западе, оставалась там же. Это была одна из мягких форм по обеспечению утечки мозгов, когда западные страны, сэкономив на затратах на среднее образование, получают специалистов, обучившихся по их вузовским программам.

Кроме того, большинство из тех, кто получил западное образование, но вернулся в Россию, как правило, становятся, в той или иной мере, прозападно ориентированными людьми. А если эти люди входят во власть, то они становятся проводниками интересов Запада в нашей стране. Потому что во все времена система образования оставалась глубоко идеологической сферой, даже если давала хорошие технические знания. И если мы сейчас с Западом стали врагами, то необходимо отказаться от западной системы образования и механизмов интеграции с ней.

Ещё один аспект, касающийся вреда Болонской системы высшего образования в отношении России, – это навязанное нам стремление к унификации российских образовательных стандартов с западными. В постсоветский период в нашей стране стали готовить большое количество юристов, политологов, социологов, экономистов, пиарщиков, медиатехнологов, специалистов в сфере бизнеса (замечу, не каждый дипломированный специалист в этой сфере является настоящим бизнесменом), причем в чрезмерном количестве в ущерб точным наукам и инженерным специальностям. Это тоже во многом следствие западной образовательной культуры. Вместо подготовки кадров для производства в приоритете оказались специалисты из сферы обслуги в широком смысле этого слова, польза от которых во многих случаях носит сомнительный характер.

Это была целенаправленная политика, отражавшая место, которое Запад отвел России в рамках глобальной системы разделения труда. С точки зрения наших западных «партнеров», Россия не нуждалась в высоких технологиях и развитом производстве потому, что нашей стране отводилась роль сырьевого придатка. Более того, в идеале даже для выполнения этой роли технологии добычи сырья наша страна должна была приобретать на Западе. Для такой экономической модели не нужна ни наука, ни производство. Это та самая модель, которую проповедовал идеолог «шоковой терапии» Егор Гайдар, говоривший, что не надо нам развивать свое «нерентабельное» производство, лучше мы будем продавать нефть и все, что нужно, покупать на Западе.

Именно реализация такой политики привела к диспропорциям в системе подготовки кадров в постсоветской России, когда вузовское образование получило сильный крен в пользу гуманитарного сектора в ущерб инженерным специальностям. В советское время, напомню, была обратная ситуация. В те годы невозможно было представить, чтобы технический вуз с авиационным профилем готовил специалистов в сфере пиара, как это было еще недавно в КНИТУ-КАИ. При этом компетенции в базовой отрасли данный вуз с каждым годом утрачивал.

В настоящее время на фоне разрыва большинства связей с Западом в России резко обострилась потребность в специалистах с техническим профилем. Потому что наша экономика вновь пытается стать самодостаточной и многоотраслевой. Этого требуют внешнеполитические условия. Именно по этой причине сейчас предпринимаются колоссальные усилия по восстановлению системы подготовки инженерных кадров. Судя по всему, не все еще потеряно. Так что есть шанс восстановить компетенции во многих высокотехнологичных отраслях.

Ещё один важный аспект влияния Болонской системы на нашу сферу высшего образования заключается в ЕГЭ. С критикой этой системы не выступил лишь ленивый. Одним из главных недостатков ЕГЭ признается тестовая система оценки знаний, которая к тому же чрезмерно усложнена. Ущербность такого подхода очевидна. Ведь тестовая методика сильно упрощает систему оценки знаний, не позволяет оценить их глубину и выявить творческий потенциал того или иного учащегося. Кроме того, тестовая система рассчитана на усредненный уровень. Не случайно поэтому многие сильнейшие вузы России вводят дополнительные экзамены, чтобы иметь возможность привлечь самых умных абитуриентов. Не в пример ЕГЭ советская система очных экзаменов была более глубокой, позволяя адекватно оценивать знания того или иного абитуриента.

Понятно, что сейчас возродить в чистом виде советскую систему очных экзаменов невозможно – хотя бы потому, что мы находимся на другом технологическом уровне, живем в информационном обществе. Поэтому требуется найти какие-то иные способы оценки знаний, сочетающие лучшие достижения разных эпох. Кстати, в системе ЕГЭ все-таки есть один немалый плюс – она создает механизм по выбору вузов для поступления. Раньше абитуриент мог выбрать только один вуз, и если он не поступал туда, то терял как минимум год – до следующих вступительных экзаменов. Система ЕГЭ создает возможность выбрать сразу пять вузов, увеличивая при этом вероятность куда-то поступить. И в этом ее большой плюс.