Руководитель «Политической экспертной группы» Константин Калачев (входит в топ-20 политтехнологов России) в эксклюзивном интервью журналисту KazanFirst Аделе Рахматуллиной рассуждает о политической ситуации в Татарстане и России, московских митингах, преемнике Путина и нарастающей волне протестов.
— Как вы можете оценить политическую ситуацию в Татарстане?
— Я думаю, в Татарстане ситуация стабильная. Во многом это связано с усилиями власти по выстраиванию коммуникации с населением. Более того, власти республики не допускают тех ошибок, которые допускают власти Москвы. Что интересно, оппозиционные активисты утверждают, что выборы в Татарстане демократичнее, с точки зрения регистрации кандидатов, чем московские. Здесь некоторых представителей зарегистрировали и они могут участвовать в выборах. В стране растёт желание перемен. И если власть самостоятельно не готова генерировать изменения, то она натыкается на непонимание населения. Мне кажется, что потенциал власти вашей республики все ещё не израсходован. Если у людей есть запрос на перемены, то нужно дать им эти перемены. С точки зрения поступательного развития Татарстан мог бы служить примером для других регионов, где протестные настроения растут, в том числе из-за некомпетентности местной власти, из-за низкого уровня жизни.
Вы выглядите как островок стабильности в бушующем океане нестабильности. У вас даже «Единая Россия» с человеческим лицом. Меньше всего мне бы хотелось критиковать вашу власть, потому что она рефлексирует.
— Какую явку на выборах можно ожидать в нашем регионе?
— Ну у вас выборы проходят как праздник.
— А разве они не во всей стране проходят как праздник?
— Нет, не везде так щедро, не везде так красиво. Использование творчески переработанных советских практик, особенно в сельских местностях, работает на явку. Хотя, не думаю, что будет особо высокая явка, но она может быть выше средней по стране.
Некоторые считают, что проблема явки решается наличием интриги. Например, были выборы во Владивостоке. Каких там только кандидатов ни было — на любой вкус. А явка — 12%. То есть даже наличие широкого спектра кандидатов не гарантирует нам того, что избиратели придут на участки. Вопрос в отношении людей к выборам вообще. У нас выборы — инструмент консервации. Когда социологи спрашивают у людей, пойдёте на выборы или нет, все отвечают: «Конечно, пойдём». Но в итоге не идут, находят более важные дела. Наш человек не воспринимает выборы как инструмент перемен, для него это ритуал, консервация сложившегося порядка вещей. Выборы должны быть конкурентными и открытыми, чтобы привлекать не только выходцев из советского союза. Ведь кто у нас основной избиратель? Консервативные женщины, бабушки.
— Выборы долго были немодными. Что можно сделать?
— Придумать фишки: были же там всякие флаеры, браслетики-пропуски. Но это, конечно, не совсем то решение, которое заслуживает наш народ. Если выборы неинтересные, то никто и не придёт. Что нужно, чтобы они стали интересными? Спросить у человека. Кому-то не хватает у кандидатов одинаковых с ними взглядов, кому-то не хватает элементарного информирования об избирательных участках (так было, например, в Москве). Хочется наблюдать усилие самих кандидатов. Есть же выборы, где кандидаты делают ставки на личные встречи, — многое определяет активность кандидатов и набор предложений.
Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Люди, которые участвуют в выборах, должны приложить усилие и потоптать дорожки от двери к двери, сделать ставку на количество пожатых рук. Потому что если ты не знаешь кандидата, тебя ничего не мотивирует идти за него голосовать.
— И все-таки главный фактор неявки из перечисленных тот, который вы уже назвали, — люди не считают выборы инструментом перемен. С этой точки зрения какие можно назвать и обеспечить критерии прозрачности выборов?
— У нас люди зачастую не знают, что такое Госдума. Сами власти должны объяснять, что они могут быть инструментом перемен. Самая главная проблема прозрачности — это проблема несоответствия результатов голосования реальному волеизъявлению. Люди должны верить, что каждый голос действительно важен. Как можно подтвердить честность? Ну, например, опросом от независимых социологов на избирательных участках. На каждом участке также должно быть видеонаблюдение, чтобы каждый мог в один момент зайти и посмотреть, что там происходит.
— Но ведь оно у нас уже есть, однако это не мешает некоторым вбрасывать в урны целые пачки бюллетеней.
— Да, согласен. Поэтому третий критерий — неотвратимость наказания для недобросовестных кандидатов. Должны быть показательные порки. Для повышения доверия к выборам кого-то нужно наказать очень жёстко.
Ну и четвёртый — должно быть много разнонаправленных наблюдателей. Кстати, сейчас в Татарстане кинули клич — ищут общественных наблюдателей. Пока здесь выборы проходят красиво, без скандала.
Но мало дойти до финиша, нужно обеспечить честность подсчёта.Это проблема общая. Власти надо делать все, чтобы доказать, что результат настоящий. Потому что если в него не верят, получается «Болотная». Однако бывает и такое, что люди просто не готовы верить и экстраполируют свою точку зрения на общество в целом: «Я против, мои друзья против, как за может быть большинство?». Ну елы-палы, есть же социология, опросы.
У вас (в Татарстане. — Ред.) многое держится на личном авторитете власти. Да, он сейчас не на пике, есть снижение, но оно не критичное. Потому что здесь повестка развития инициируется самой властью. Я у себя в «Фейсбуке» опубликовал фото с вице-мэром Иннополииса. Погода была солнечная, и известный журналист Башкортостана написал: «Ну вот, опять все у татар лучше».
— Вы плавно подвели к моему следующему вопросу: 10 августа в Казани прошёл митинг в поддержку московского. Но на него пришли человек 100 от силы. Почему возмущение в регионах менее «травматичное»?
— Страна у нас многоукладная: кто-то живет уже в Европе, кто-то в деревне, кто-то в Азии, кто-то в СССР. Да, в регионе можно собрать несколько тысяч человек, но для этого должна быть социальная, экономическая, экологическая проблема (как в Екатеринбурге, где вышли защищать сквер).
Вообще, по поводу протестов: я вот участвовал в митинге против реновации, потому что сам живу в пятиэтажке и меня эта тема затронула. Мы нашли немного денег, заплатили за сцену, через соцсети за неделю собрали 20 тысяч человек. Но то, что возможно в Москве, невозможно в маленьком населенном пункте. Более того, в Москве много людей свободных профессий, не зависящих от государства, то есть ты не боишься, что тебя потом к стенке припрут. А если это моногород? Если там одни бюджетники? Ты вышел на митинг, а завтра работы лишился, а другой работы просто нет.
Ещё одна серьёзная проблема: все сколько-нибудь яркие, интересные люди покидают регионы. У нас человек, если его что-то не устраивает, скорее в Москву уедет, чем здесь будет за правду бороться. Ну а в Татарстане все уезжают в Казань. Я понимаю ваш критический настрой, слава Богу, не все обожествляют власть, но у меня много знакомых, которые переехали в Казань за стабильностью. Чтобы наш человек вышел на улицу, его надо к стенке припереть.
Существуют определённые проблемы с личностями глав администрации, которые не отвечают даже минимальным требованиям современного руководителя. Вот есть у нас тренинги администрации президента, где губернаторов учат со скалы бросаться. Вместо того, чтобы учить с людьми разговаривать, им пропагандируют тимбилдинг: «Все прыгнут, я тоже прыгну». А я, наоборот, губернатором сделал бы того, кто не прыгнул, а тех, кто прыгнул, — никогда.
Дистанция протестного настроения и протестного действия достаточно большая. Человек боится выразить свой протест, но протест копится. Пока у нас люди на улицы выходить не готовы, да и боятся.
— Кстати, насчёт протестных настроений: ведь не секрет, что абсолютное большинство молодёжи не разбирается в политике, но при этом априорно негативно настроена. Почему?
— Это бунт против отцов, против конформизма, молодёжь хочет быть свободна.
— То есть вы хотите сказать, что это подростковый нигилизм? Или это все-таки ошибка власти, которая не комментирует митинги, не разговаривает с народом, а 10 августа отправляет президента на мотошоу?
— Да, согласен, странное было решение, провели бы хоть Совет по нацпроектам.
— Песков недавно заявил, что митинги не достойны того, чтобы их комментировал Владимир Путин. Но 50 000 человек негодуют, а это не достойно комментария президента?
— Вы знаете, Пушкин как-то сказал, что правительство — единственный в стране европеец. Пока правительство занимается преобразованием страны, можно с чем-то мириться. Но когда правительство перестаёт быть европейцем и становится азиатом… Мне многое не нравится из того, что сейчас происходит. Оппозицию не допускают на выборы, но что это такое? У нас есть закон, а получается, одним все, другим — закон. Все должны находиться в равных условиях. Многих это раздражает. Раздражает несменяемость власти, раздражает молчание, раздражает ложь. И количество недовольных растёт.
Чтобы были реальные перемены, нужны триггеры и лидеры. Для того, чтобы протестное движение стало вызывать сочувствие большинства, для того, чтобы власти просто некуда было отступать. Но лидеры оппозиции у большинства вызывают ещё меньше доверия, чем действующая власть.
— А есть ли вообще эти лидеры? У нас же оппозиция без лица.
— Совершенно верно. Люди не видят альтернативной власти, для них она безальтернативна. Раньше на фокус-группах спрашивали: «Почему вы голосуете за «Единую Россию»?». И люди отвечали: «Потому что это партия Путина, потому что он много делает» и так далее. А сейчас отвечают: «Потому что другие ещё хуже». Выбор по принципу меньшего зла.
Конечно, перезагрузка власти нужна — у всего есть срок эксплуатации. Запрос на перемены будет расти. Поэтому эти протесты в Москве — только репетиция. Реальные протесты мы увидим в 2021 году. Вопрос: что дальше? Дальше власть готова как-то гибко реагировать? Что нужно сделать Путину? Безусловно, он ищет преемника. Некоторые мои коллеги в Москве считают, что все эти протесты — попытка ослабить Собянина как преемника. Но никто сейчас не сможет сказать, что в голове у Владимира Владимировича.
Точно можно утверждать одно: если власть хочет быть устойчивой, она должна инициировать перемены, двигать молодых. Все было бы здорово со всякими кадровыми резервами, если бы они действительно работали.
— Это все немного общие фразы. Вот вы, как политтехнолог, какую можете посоветовать провести «работу над ошибками» в той ситуации, которая уже сложилась? Что сейчас нужно сделать власти, чтобы хотя бы прекратить дискредитироваться?
— Многие были уверены, что после выборов в президенты меньше будут говорить про Украину и Сирию. Но, к сожалению, мы видим то же самое. Это работает и многим нравится — у меня тёщу не оттащить от телевизора. Общество наше стареет, а нашей власти достаточно поддержки людей старшего поколения, а на молодёжь можно… про неё можно забыть. Не нравится что-то? Езжай. У меня, например, дочь в Америке учится.
Что бы я посоветовал?Расширить границы свободы. Не упираться там, где не нужно упираться. Да, если бы Путин дал добро зарегистрировать этих кандидатов, это было бы круто. Он бы показал, что не боится этой оппозиции.
Да и кадры менять надо. Я бы давно на месте Путина отправил бы в отставку Дмитрия Анатольевича Медведева. Потому что Медведев и российский прорыв — вещи несовместимые. Но я не Путин.
Comment section