«Татарстан, мягко говоря, бывает в ущемленном положении при закупке препаратов федеральным центром»

«Татарстан
Депутат Госдумы в интервью KazanFirst рассказал о проблемах с лекарственным
обеспечением.

Уходящий 2019 год запомнился серией проблем и острой дискуссией, связанной с обеспечением лекарств в России. Дефицит препаратов нуждающиеся ощутили практически во всех регионах страны, и Татарстан не был исключением. То и дело эта проблема всплывала на «прямой линии» президента России Владимира Путина, на его встречах с журналистами. 

От Татарстана в Госдуме работу с законодательством, связанным с лекарственным обеспечением, ведет, в том числе, депутат Равиль Хуснулин. В интервью KazanFirst он рассказывает о причинах дефицита с лекарствами и том, что врачи республики в скором времени смогут получить доступ к базе данных «Доказательная медицина», что позволит облегчить диагностирование и назначение лекарств жителям республики.  

— В этом году много раз поднималась тема по лекарственному обеспечению. СМИ увязывают проблему с перегибами в политике импортозамещения, защите отечественного производителя. Были изменены правила проведения тендеров, есть принцип «третий лишний», когда права иностранной компании ущемляются в случае, если на аукцион заявились два и более отечественных производителя. Равиль Камильевич, расскажите, как в действительности обстоят дела с лекарственным обеспечением?

— Сразу хочу сказать, что в значительной степени ажиотаж подчас подогревается искусственно. Я могу смело об этом говорить, потому что вхожу в подкомитет Комитета Госдумы по здравоохранению, который занимается вопросами оборота медицинского оборудования и лекарственных препаратов. 

Проблемы на самом деле две. Первая — когда некоторых препаратов у нас не производят, их не хватает, как это было с препаратами, которые… Помните, была история по препаратам для детей, по эпилепсии. Когда препараты у нас не производятся, родители, которые их заказывали из-за рубежа, попадали под категорию контрабандистов, потому что завозили препараты, которые не разрешены к использованию. 

Это реальная проблема, и сейчас она решена, потому что принято решение, что они будут закупаться, и закупаться в нужном количестве. То есть этого рода проблема снята. Хотя ажиотаж был большой и реакция бурной. Тем более когда стали возбуждаться уголовные дела против родителей. 

— И всё-таки как сложилась такая ситуация?

— Ведь у нас сейчас есть препараты, которые внесены в перечень наркосодержащих. И это как раз тот препарат и есть. У нас его не производят. Есть аналоги, которые не всегда подходят. Потому что дети — это такая чувствительная, чуткая категория. Если детский организм привык к определенному типу лекарства, то вполне вероятно, и, к сожалению, так бывает, аналоги могут не помогать, а даже усугублять ситуацию с болезнью ребёнка. 

«Татарстан, мягко говоря, бывает в ущемленном положении при закупке препаратов федеральным центром»

Эта проблема уже озвучена президентом России, министерством здравоохранения страны. Закуплено необходимое количество препаратов. Как дальше будет развиваться ситуация, мы пока не знаем. Но самое главное, что острота проблемы снята. 

По другим препаратам… Например, недавно был большой шум по поводу нехватки препаратов по лечению муковисцидоза. Заболевание редкое. У нас по статданным министерства здравоохранения России, чуть более 4 000 больных по стране. Это тоже наши граждане. Это тоже дети. 

Проблема ведь была не в том, что государство отказывается их лечить. Основной препарат, который нужен, антибиотик, английский фарм-производитель перестал поставлять. Просто взяли и отказались от поставки. 

— С чем вы это связываете?

— В чем была причина, я не знаю. Не хочу быть сторонником каких-то теорий заговора. Но иногда бывает ведь так, что нам, стране, делают во вред, чтобы нам было хуже. Чтобы вызвать социальный взрыв. А может, это чисто экономические проблемы. 

На сегодня этот вопрос тоже снят. С английской компанией заключено соглашение о закупке необходимого количества препаратов с соответствующей маркировкой. И эта категория людей не останется без внимания. 

Есть другая проблема. Она связана с орфанными заболеваниями, которые редкие. Мне приходилось сталкиваться, когда я ещё работал в Казани, в исполкоме Общероссийского народного фронта. Были обращения. Мы поднимали вопрос на уровне министерства здравоохранения Татарстана и получали ответы. По этим заболеваниям очень дорогие препараты. 

По тому письму, которое было тогда мне прислано и по которому мы добились, чтобы были выделены деньги, — на один год на одного человека необходимо 50 миллионов рублей на закупку препаратов для лечения орфанных заболеваний. Один человек, один год и 50 миллионов рублей. Это очень большие деньги. 

Понятно, что всё предусмотреть очень сложно. Поэтому мы уже приняли законопроект. И это была инициатива правительства, чтобы не регионы отвечали за закупку препаратов от орфанных заболеваний. А деньги закладывали в бюджет федеральный. 

Раньше отвечали регионы. Просчитать было невозможно. Скажем, человек взял и переехал из другого региона к нам. Бюджет на него не предусмотрен. Человек может быть на грани жизни и смерти. Тут очень много нюансов.  

«Татарстан, мягко говоря, бывает в ущемленном положении при закупке препаратов федеральным центром»

— Не так давно Госдума приняла закон, касающийся заменителей. Он звучит так: внесение изменений в обращении лекарственных средств. Разъясните его суть. 

— Он очень четко разграничивает моменты, связанные с заменой лекарств. Есть понятие «референтный лекарственный препарат», «воспроизведенный лекарственный препарат», «терапевтический лекарственный препарат». Эти все вещи четко определены.  

Давно рассматривается вопрос, связанный с тем, что подчас зарубежные компании получают патент на препарат не для того, чтобы производить, а чтобы обладать патентом и чтобы в другой стране, где этот препарат необходим, не могли без разрешения этого патентообладателя препарат производить. 

Есть такое понятие, как «принудительное лицензирование лекарственных препаратов». Я возглавлял рабочую группу по подготовке и рассмотрению законопроекта. Вернее, внесение изменений в законы России, которые позволяли бы нашей стране так же, как и делается в США, Бразилии, Индии и в других странах, при необходимости выдавать эти лицензии нашим фармпроизводителям, чтобы они могли производить эти препараты в нашей стране. 

Это всё возможно, потому что на тех рабочих группах, которые мы проводили, мы приглашали фармпроизводителей, в том числе и нашего представителя «Татхимфармпрепаратов». 

Они сказали, что всю линейку лекарств они не могут производить. Но препараты, которые необходимы для лечения ВИЧ-больных, лечения печени, они производить могут. И они будут значительно дешевле, и они будут гораздо доступнее производиться и в больших объемах. 

— Соблюдение патента контролируется какими-то международными организациями?

— Да, конечно. Там всё очень отрегулировано и давно используется. Просто многие с этим не знакомы и считают, что патент — это некая священная корова, которую не надо касаться. Но в светочи нашей демократии — США — интеллектуальное право защищено очень слабо. И когда принимается решение, что необходимо дать право производить какой-то препарат в Америке, то правообладатель подчас узнает об этом только в суде, когда его туда приглашают. 

Более того, по закону США правообладатель, который подвергнут этой процедуре, не имеет права ни на требование компенсации за упущенную выгоду, ни даже требовать на покрытие судебных издержек. 

Таким правом пользовались и в Бразилии, и в Индии, и в Африке, когда это необходимо было. Доходило ведь до смешного, когда поставляли препараты стоимостью 10 тысяч долларов в Африку для лечения ВИЧ-больных. А это безумные деньги для Африки. А когда была принята система лицензирования, то оказалось, что себестоимость производства около 5-7 долларов. А всё остальное было колоссальными накрутками. 

«Татарстан, мягко говоря, бывает в ущемленном положении при закупке препаратов федеральным центром»

— То есть наш закон направлен против крупных международных фармкорпораций? 

— Нет, не крупных. Но в основном, конечно, патентообладателями являются крупные компании. Практика показывает, что патентуют препарат не для того, чтобы производить, а для того, чтобы не давать его производить другим компаниям. То есть таким образом убирают с рынка конкурентов.

Немаловажен вопрос, который касается системы ценообразования лекарств. Мне недавно привели пример один. Надо было закупать в аптеке препарат за 1 200 рублей, а заказали через интернет, в итоге получилось всего 1 000 рублей. 

Ну вот как раз эти 30% накрутки, которые подчас бывают решающими для принятия гражданами решения по приобретению таких препаратов. 

— Хотел бы с вами обсудить один принцип, который сейчас есть при госзакупках препаратов. Он называется «третий лишний». От него страдают иностранные производители. Люди относятся к этому нововведению негативно, потому что сомневаются в лекарствах-аналогах, то есть в дженериках, которые производятся нашими компаниями. Они больше верят иностранным таблеткам. Всё-таки каких принципов мы должны придерживаться в политике импортозамещения, чтобы и отечественные производители были защищены, и люди получали эффективные лекарства? 

— Импортозамещение для нас стало проблемой не потому, что мы им захотели заняться. А в значительной степени из-за тех санкций, которые вводятся против России. И продолжают вводиться, в том числе и по лекарственному обеспечению. С одной стороны, 19 декабря Владимир Путин сказал, что огульно утверждать, что у нас плохое качество препаратов, нельзя. Потому что мы экспортируем в 90 стран наши лекарственные препараты. Я знаю, что наши коллеги занимаются очень серьезными вопросами. Помните, у нас в своё время была большая проблема с поставками инсулина. И она тоже иногда достигала взрывоопасного характера. Сейчас, когда есть производители отечественного инсулина, чтобы там ни говорили, им люди пользуются. Он получается дешевле и доступнее.

То же самое, я считаю, нужно рассматривать в контексте наших препаратов. Мы имеем возможность об этом судить, потому что когда проводим заседание подкомитета и приглашаем туда всех, начиная с Минздрава РФ и заканчивая инфармами, то многие соглашаются с одним тезисом — на сегодня нельзя утверждать, что те препараты, которые производятся нашими производителями, некачественные. Потому что они только начали внедряться. Это раз. А название препарата идёт по основному компоненту, который является лечащим, — это два. И сказать, что именно произведенный препарат хуже, чем импортный, пока нельзя. Потому что нет такого количества наблюдений и аналитики. 

С другой стороны, есть препараты, которые у нас не производятся. Те самые препараты по муковисцидозу, или препараты для детей, страдающих эпилепсией, или от орфанных заболеваний. Пока они не закупаются. Но будут закупаться. Причем там ведь тоже есть проблемы, связанные с тем, что производители препаратов накручивают цены. 

Недавно моя знакомая и Уполномоченная по правам ребёнка в России Анна Кузнецова на встрече с президентом говорила, что они столкнулись с проблемой, когда необходимо приобретать препараты для орфанных заболеваний у детей. И разница в цене закупки и реализации достигает 5-кратного размера. Потому что закупают лекарства какие-то конкретные компании и не всегда они бывают чистоплотны при закупках препаратов и повышении стоимости. Потому что они редкие и люди могут диктовать условия. Такого не должно быть. Это ведь тоже наши граждане. 

Да, препарат импортный. Да, хороший. Но он недоступен. 

«Татарстан, мягко говоря, бывает в ущемленном положении при закупке препаратов федеральным центром»

— Некоторые производители лекарств в СМИ сетовали, что в этом году были понижены начальные закупочные цены. У них ставилась под сомнение вообще себестоимость производства лекарства. 

— Этот вопрос поднимался. Мы в подкомитете тоже его обсуждали. Нюанс связан с тем, что закупки объявляются и бюджет закладывается на год вперед. И Минздравом России тоже. Но Минздрав не может уйти за сумму бюджета, которая заложена, в том числе по конкретному препарату. А в силу объективных причин производители говорят, что это не их прихоть. 

Мы сейчас приняли закон по маркировке лекарственных препаратов. Хотим мы это признавать или не хотим, но себестоимость немного повысится.   

Но в бюджете Минздрава РФ нет… 

— Нет резервов? 

— Нет индекса на повышение цены. У Минздрава указано, что препарат должен быть приобретен за 180 рублей. И всё, по-другому никак. А там себестоимость уже 160 рублей. А ведь ещё производителю нужна хоть какая-то минимальная прибыль. 

Многие фармпроизводители не набивают свои карманы, они вкладываются ещё в производство и развитие, в обновление оборудования. С этим связаны их проблемы. Минздрав и Минпромторг это прекрасно понимают. И, насколько я знаю, у нас было в последний раз заседание подкомитета, где этот вопрос очень бурно и эмоционально обсуждали. Было принято решение находить выход из этой ситуации. 

Это объективная проблема, которая влияет на систему ценообразования и систему закупки. 

— У нас население привыкло уже, что всё дорожает. А в Минздраве как-то это не учли… 

— Это не только у Минздрава. Это связано с объективными ситуациями, которые касаются производства. 

«Татарстан, мягко говоря, бывает в ущемленном положении при закупке препаратов федеральным центром»

— В этом году также была поднята проблема с обеспечением лекарств в регионах России. Эта тема также всплыла во время «прямой линии» с Путиным этой осенью. Как так произошло, что некоторые регионы не досчитались конкретных лекарственных наименований? И это в том числе на себе ощутил Татарстан.

— У нас редко бывают проблемы с обеспечением лекарственных препаратов. Как правило, эти ситуации возникают по редким орфанным заболеваниям, по муковисцидозу… 

— Я общался с представителями министерства здравоохранения в Татарстане. Как правило, на республику навешивают обязанность по обеспечению лекарствами, потому что нас считают богатым регионом, что мы сами как-то справимся.  

— Есть проблема межбюджетных отношений. Те 11 регионов-доноров, которые у нас есть, на них всегда нагрузка падает больше. У нас и так на сегодня, по 31-му федеральному закону, система делегирования полномочий достаточно жесткая. Поскольку я вхожу в подкомитет по муниципальным взаимоотношениям, то приглашали представителей Минфина и Минэкономразвития. Нам открытым текстом сказали, что на сегодня из 250 полномочий, которые предоставлены регионам и муниципалитетам, где-то около 100 полномочий не обеспечены финансами. 

Поэтому на откуп регионов дают те проблемы, которые не могут быть обеспечены из бюджета федерального. В том числе, наверно, и по каким-то вопросам, которые касаются лекарственного обеспечения.

Здесь есть нюанс, который связан с тем, что подчас регионы просто ставят перед фактом, что по этой статье доходов они денег не получат. Поэтому проблемы надо решать самим. 

А у нас вот эти 11 регионов-доноров и так понесли достаточное количество убытков. В федцентр уходит определенный процент по налогу на прибыль, по акцизам проблема, для Татарстана был болезненным вопрос по изменению ставки НДПИ для нефтянки. А ведь Татарстан дает федеральному центру до 900 млрд рублей. Поэтому понятно, что республику считают флагманом, считают самодостаточным регионом. 

По таким вещам, как закупка препаратов, инвестирование по каким-то проектам, Татарстан, мягко говоря, бывает в ущемленном состоянии. Например, есть какие-то федеральные программы, где регион получает 100% финансирования по программе. А такие регионы, как Москва, Татарстан, ХМАО, получают 10-15% и дальше дофинансируют из своего кармана. Проект не выполнять нельзя, но, ребята, пожалуйста, за свой счет.

Я думаю, что это связано именно с этим. Других причин нет, и я далёк от мысли, что у нас министерство здравоохранения в силу какого-то головотяпства не предусмотрело обеспечение лекарственными препаратами наших граждан. 

«Татарстан, мягко говоря, бывает в ущемленном положении при закупке препаратов федеральным центром»

— Татарстан взял курс на развитие цифровой экономики. Развивается цифровая форма предоставления госуслуг. Есть вопрос по базе данных у медучреждений. Когда у врачей будет возможность найти нужное для лечения пациентов лекарство через удобную базу данных?

— Как раз на прошлой неделе я написал письмо президенту Татарстана Рустаму Минниханову с предложением рассмотреть возможность пилотного использования системы доказательной медицины, которая существует уже больше 30 лет в 12 странах. Там собрана база данных, клинических исследований, лечения болезней, использования лекарственных препаратов. И есть российская компания, которая всё это дело адаптировала к российскому законодательству и к системе правообеспечения. Вот эта система работает. Её уже использовали в ряде регионов России. Она используется в Москве очень активно. В частности, в известной седьмой больнице, где главврач — известный доктор Мясников. 

— В чем суть этой системы? 

— Приобретается ПО, и каждый врач может у себя в компьютере буквально 3-4 поисковыми запросами получить информацию по симптоматике заболевания, по темпу практики лечения этого заболевания, по тому, какие лекарственные препараты можно использовать. Это очень удобно, особенно для отдаленных районов и городов. 

Мы считаем, что даже на уровне ФАП это можно будет сделать, если там есть интернет и программное обеспечение, которое используется. Это избавит людей от необходимости направлять из дальнего района в клиническую больницу. 

Когда мы проводили совещание в министерстве здравоохранения Татарстана, то врачи РКБ, главврач ДРКБ, Онкоцентра и специалисты по IT-технологиям сказали, что уже давно пора внедрять эту систему. Ведь это тоже цифровизация здравоохранения. Я считаю, что пилотный проект должен пройти успешно и тогда уже будет принято решение на уровне региона, я надеюсь в обеспечении нашего медицинского персонала такими программами. У нас сегодня примерно 3 400 врачей общей практики в Татарстане. И если эту систему внедрят, то нашим людям очень повезет, потому что быстрее станут лечить, быстрее ставить диагнозы, быстрее определять необходимые лекарственные препараты. А не методом проб и ошибок, которые подчас вызывают аллергические реакции.      

Comment section

Добавить комментарий

Войти: