2020 год выдался нелегким практически по всем направлениям, и удар коронакризиса почувствовали на себе, в том числе, политические партии. Однако в то время как большинство партий теряют рейтинг, ЛДПР ухитрилась показать рост и теперь, согласно последним опросам «Левада-Центра», занимает второе место после партии власти. За либерал-демократов в ноябре этого года готовы были отдать свои голоса порядка 17% россиян (против 13% в декабре 2019 года). 

В Татарстане у ЛДПР после последней избирательной кампании выросло число муниципальных мандатов. Мы поговорили об этом и многом другом с единственным депутатом, который представляет ЛДПР в Госсовете Татарстана, Эдуардом Шарафиевым.

– Завершается 2020 год – очень тяжелый для всей страны, для жителей Татарстана. Как этот год повлиял на деятельность ЛДПР, в том числе на татарстанскую парторганизацию? 

— Год действительно был тяжелый, но в тот же момент для ЛДПР именно в Татарстане он принес рост числа муниципальных мандатов. Было 180, а стало 240 мандатов. В этот сложный период те программы, которые проводит ЛДПР, находят хороший отклик у людей. 

Если говорить о пандемии, то ЛДПР – главный санитар в этом направлении. Лидер партии Владимир Вольфович Жириновский – один из первых, кто предлагал разумные ограничительные меры касаемо ношения масок и перчаток, проведения мероприятий в удаленном формате, рекомендовал не собираться большому количеству людей. Когда Владимир Вольфович первым выходил в маске и перчатках на трибуну на заседании Государственной Думы, это воспринималось как какая-то наигранность и вызывало непонимание. Но спустя несколько месяцев вся страна начала ходить в масках и перчатках, а лидеры госдумовского большинства стали сами агитировать за их использование. Это уже не воспринималось как нечто чуждое и стало обязательным для всех. ЛДПР в этом плане оказалась самой первой и самой последовательной.

Понятно, что самоизоляция тяжело далась экономике и людям. Но если кто-то прошел через болезнь или потерял из-за нее близких, то этим людям ограничительные меры, ношение маски и перчаток не кажутся чем-то сложным. Гораздо хуже – потеря близких и собственного здоровья.

– Касательно выборов: в Татарстане в этом году главное политическое событие – это президентская гонка. Избирательная кампания прошла без участия представителя КПРФ. На этом фоне особо запомнилась агитационная кампания представителя вашей партии Владимира Сурчилова, ставшего основным кандидатом, который отрабатывал протестную повестку. Как вы оцениваете итоги прошедших выборов и тактику Сурчилова в ходе кампании?

— Президентская гонка, конечно, имела большое значение, но главной для нас была муниципальная избирательная кампания. И Владимир Сурчилов эту кампанию великолепно провел, на мой взгляд. Его основной задачей было стать проводником и оказывать медийную поддержку кандидатам муниципального уровня. И с этой задачей он хорошо справился. Он обозначал те вопросы, которые в этот сложный период больше всего интересуют людей. Мы не играли ни в какие поддавки и знали, что президентскую избирательную кампанию мы будем использовать в качестве фона муниципальной. Поэтому и отрабатывались те вопросы, которые интересуют людей на земле. Это сразу нашло отражение в их отношении к нашим кандидатам. 

Например, представители поселений, которые лежат в районе прокладки будущей трассы М-12, обратились именно в ЛДПР за помощью. Мы поддерживали их активность, оказывали медийную помощь, помогали в проведении массовых мероприятий. Сначала провели митинг с участием активистов, которые к нам в партию обратились. После этого было принято решение организовать рабочую группу и провести круглый стол в Госсовете Татарстана, в котором принимал участие и я. На площадке Комитета по жилищной политике и инфраструктурному развитию мы проводили встречи с активистами. 

Именно такими действиями нарабатывалось доверие к партии. Поэтому моя личная оценка Сурчилову – самая высокая. Задачи, которые мы ставили на избирательную кампанию, мы отработали очень хорошо.

Люди хотят жить в настоящем и смотреть в будущее

— Касательно других выборов. Владимир Жириновский в ходе последнего съезда озвучил цель — увеличить присутствие представителей ЛДПР в Госдуме. Планируете ли вы участвовать в выборах в Госдуму? 

— Любая политическая партия идет на выборы для того, чтобы бороться за мандаты. И конечно, всегда цель – это победа. Когда Владимир Вольфович ставит такие цели и задачи, они понятны. Но дополнительно к этому можно сказать, что у ЛДПР есть все реальные основания бороться за увеличение количества мандатов и, возможно, даже стать второй по влиянию партией в парламенте. Потому что если брать степень личной узнаваемости Владимира Вольфовича, то по многим опросам он второй после Владимира Путина. 

К тому же повестка ЛДПР в этот сложный период вызывает самый лучший отклик у населения. Понятно, что у тех же коммунистов и других левых партий повестка тоже социальная и тоже может людьми восприниматься. Но программа КПРФ слишком сильно повернута назад, к прошлому, а люди хотят жить в настоящем и смотреть в будущее. И партия ЛДПР продвигает свою повестку, которая устремлена в будущее. История не раз показывала, что многое из того, что заявляется ЛДПР и лично Жириновским, рано или поздно сбывается в том или ином виде.

Так что поживем – увидим, я надеюсь, что ЛДПР расширит свое представительство в Госдуме, станет второй партией по количеству мандатов. 

По моему возможному участию. Во-первых, я сейчас являюсь депутатом Госсовета Татарстана, мои полномочия заканчиваются в 2024 году. В принципе и здесь работы хватает. По выдвижению решение будет принимать высший совет ЛДПР. Если такая необходимость будет, я, конечно, буду участвовать для того, чтобы поддержать партию. Но сейчас я не ставлю таких задач перед собой – во что бы то ни стало участвовать в этой избирательной кампании и бороться за мандат. Моя задача сейчас – работать в Государственном совете и всячески поддерживать ЛДПР в нашем регионе, помогать ее активистам выстраивать работу с избирателями и показывать хорошие результаты на выборах. 

— Кстати, по Госсовету. Вы уже около года являетесь депутатом, а еще вы единственный представитель ЛДПР в Госсовете. Как вы оцениваете работу в парламенте и не ощущаете ли политического одиночества? 

— Работая в Госсовете, я имею четкое понимание – он работает как сплоченный орган для достижения результатов в целом для Татарстана. И даже я как депутат встроен в общекомандную работу. 

Что касается политического одиночества – есть работа в самом Госсовете, в комитете, поэтому ни о каком одиночестве речи не идет, это всегда командная работа. В нашем парламенте есть и другие партии, которые так же имеют по одному мандату, – «Справедливая Россия» (Альмир Михеев), Партия Роста (Олег Коробченко). Мы представляем свои партии в Госсовете. Наша задача – продвигать те интересы, которые транслируют партия и наши избиратели. 

В первую очередь я и мои коллеги работаем для избирателей и в интересах Республики Татарстан. Все остальное – есть дискуссии, есть споры, есть разные взгляды, разные предложения для решения тех или иных проблем. Не все видят работу именно в комитетах, так сказать, в коридорах власти. Заседания Госсовета проводятся открыто, но там принимаются решения, которые уже отработаны в ходе внутренних дискуссий между представителями разных партий. Понятно, что есть большинство и мы по этой причине не можем продвинуть все свои инициативы. Но задача озвучивать позицию ЛДПР и наших избирателей все равно остается. Мы изначально понимали, что будет нелегко. Тем не менее никакого политического одиночества мы не чувствуем.  

— Насколько мне известно, согласно опросам, ЛДПР сейчас вторая партия в России после партии власти. Есть ли шанс, что в следующем созыве Госсовета будет уже не один представитель? 

— Так далеко я бы не стал заглядывать. Полномочия Госсовета истекают в 2024 году. К этому времени завершится очередной избирательный цикл. Там ведь не только Госсовет сменится, но будет еще решаться вопрос, останется ли Владимир Путин. Так что как будут проходить выборы в 2024 году, большой вопрос. Возможно, что Россия сильно изменится политически. Но мы в любом случае будем бороться за мандаты, будем добиваться, чтобы в Госсовете Татарстана появилась полноценная фракция ЛДПР. Работая сейчас в Госсовете, я доказываю, что представители ЛДПР готовы и могут работать в парламенте. И я рассчитываю, что моя работа будет всячески содействовать появлению такой фракции. 

Большие города ущемлены в правах

— Вы член Комитета по госстроительству, через который, в том числе, прошла инициатива по самообложению граждан. Не кажется ли вам, что эта инициатива довольно спорная? 

— Да, я действительно работаю в Комитете по государственному строительству и местному самоуправлению. И сейчас через этот Комитет будут проходить практически все законопроекты, которые появляются в связи с изменениями в Конституции России. Соответственно, мы будем приводить республиканские законы и нормативно-правовые акты в соответствие с новой редакцией Конституции.

Что касается спорного, как вы сказали, закона о самообложении, я этот вопрос разделю на две части. Первое – такая форма необходима и должна быть. Этим законопроектом мы даем людям право, а не обязанность. Право на решение локальных вопросов на тех или иных территориях путем самообложения. В Татарстане к каждому собранному рублю из бюджета добавляется 4 рубля. Поэтому люди, самоорганизовавшись, принимают демократическим способом решение самообложиться для реализации тех или иных местных вопросов. И это хорошо. Но в прежние времена такая возможность была только у сельчан, а горожане были лишены этого. Сейчас такая возможность появится.

Второе – это контроль за расходованием средств и локальное решение тех или иных вопросов, например, через призму больших населенных пунктов. Сравним Казань, в которой проживает около 1,3 млн жителей, с Севастополем, где всего 400 тысяч. В Севастополе есть внутригородские муниципальные образования – районное звено, их, по-моему, 10. Люди могут на локальном уровне через своих представителей в райсоветах решать те или иные вопросы, могут вводить самообложение, но контролировать расходы через депутатов. Благодаря наличию внутригородских муниципалитетов в Севастополе есть депутаты, представляющие небольшое количество избирателей. Они знают своих избирателей в лицо, лучше разбираются в их проблемах. И через таких депутатов избирателям проще контролировать местные вопросы.  

В Казани же самый низший уровень представительства – депутаты Казгордумы. Но учитывая значительное количество избирателей, каждый из них представляет слишком большую территорию. Работать над локальными проблемами им сложно. Если бы у нас появилась возможность в крупных городах организовать внутригородские муниципалитеты, избиратели почувствовали бы улучшение. Речь даже не столько о возрождении районных советов, которые раньше были. Я говорю о создании принципиально новых муниципалитетов на меньших территориях и в рамках исторически сложившихся поселений. Например, отдельные муниципалитеты в Юдино, в Дербышках, в рамках жилых районов – Азино, Горки и так далее. И в каждом таком муниципалитете должны быть свои советы с депутатами, которые представляют небольшую территорию. Через такие муниципалитеты легче проводить самообложение и контролировать расходы. 

Но для этого нужно менять федеральное законодательство. Дело в том, что Севастополь – это город федерального значения, как Москва и Санкт-Петербург. И этот статус дает им право создавать внутригородские муниципалитеты. Я сторонник того, чтобы предоставить такое право всем крупным городам страны, не меняя их существующего статуса. Думаю, что этот вопрос можно решить соответствующей поправкой в федеральный закон.  

— Многие граждане воспринимают самообложение как способ побора со стороны государства.

— Конечно, если сейчас в большом муниципалитете, таком, как Казань, внедрить самообложение, то часть людей будет воспринимать это как дополнительную налоговую нагрузку. Чтобы такого не было, а люди воспринимали эту инициативу положительно, нужно создавать механизмы контроля, которым будут доверять. Я и предлагаю такой механизм контроля. Посмотрите на село. В большинстве сельских поселений на 1-2 тысячи избирателей приходится 10 депутатов. Это те представители, которых люди видят каждый день, – они общаются, по сути, формируют через них местную повестку. Городские же жители лишены такой возможности, им сложно дотянуться до своего депутата. Будем откровенны: многих депутатов избиратели не знают ни по фамилии, ни в лицо. И это не всегда вина самих депутатов. Слишком велики масштабы большого города. Если бы в больших городах были муниципальные советы второго уровня, приближенные к населению, тогда эта работа велась бы более конструктивно, было бы больше взаимопонимания. 

А вообще, в целом в самообложении я ничего плохого не вижу, если это рассматривать как право, а не обязанность. На сегодняшний день законопроект – это именно право, право на самоопределение в вопросах, которые касаются обычной жизни людей. Что им нужно в первую очередь отремонтировать, заменить, починить и так далее.

Наверх без поддержки

— Давайте уйдем в другую плоскость – хочется спросить у вас, как вы вообще пришли в политику, с чего все началось? Это какая-то семейная традиция? 

— Нет, никакой семейной традиции нет. Я вообще с восьми лет сирота — тогда у меня погибла мама. Папа работал на заводе. В первый класс я пошел в деревенскую школу, потому что жил на тот момент у бабушки после трагедии с мамой. Потом папа нас забрал к себе, во второй класс я уже пошел в городскую школу. Это начало 90-х годов, разруха в стране, разруха в экономике, папа целыми днями работает на заводе. Он не мог полноценно заниматься воспитанием, тем более я был не один — у меня еще были братишка и сестренка. Уже после пятого класса я попал в интернат для детей из неполных семей, то есть детдом интернатного типа. Мы там учились и в выходные могли ездить к папе. Но позже, так случилось, что и папа погиб. 

Я понимал, что интернат – это девять классов образования и дальше дорога в никуда, поэтому чтобы оттуда вырваться, я ушел опять в сельскую школу, 5 километров ходил до нее пешком, зимой на лыжах. Закончил 7-й класс, вернулся опять в городскую школу, пришлось поменять два раза школу уже в городе. Позже получил высшее образование. 

Конечно, это никакая не традиция, у меня нет родителей или родственников-чиновников, депутатов или каких-то олигархов. Я из простой рабочей семьи. Всего, что имею, пусть это и звучит пафосно, я добился сам. Немного, но зато все мое. Это не было какой-то мечтой, просто закономерный результат работы. Определенные цели в жизни, конечно, ставил, но никогда этой целью не были просто деньги или что-то подобное. Для меня главное – это моя семья, у меня четверо детей, любимая жена. Моя цель была именно такая, так как я сам был лишен полноценной семьи в детстве, то создал полноценную семью сам. К этому стремился, а все остальное уже сопутствовало. Положение финансовое или положение в обществе шло за той целью, которую я себе поставил, – благополучие и спокойствие моей семьи. 

На днях поминали мою бабушку – было 40 дней. Это был единственный взрослый родственник по линии мамы и папы. Есть я, моя супруга, мои дети, братишка и сестренка. Получается, теперь старший в семье я. 

— Соболезную по поводу вашей бабушки. Я правильно понимаю, что это она вас воспитала? 

— Она приложила максимальные усилия для того, чтобы мы стали людьми. Когда мы учились в интернате и потом, когда я учился в деревенской школе, она нам помогала и делала что может на свою пенсию. Но она никогда не стремилась просто взвалить нас на себя и тащить. Бабушка понимала, что рано или поздно и ее не станет, что мы можем остаться вообще совершенно одни, поэтому готовила нас к самостоятельной жизни. Она всегда учила нас быть честными по жизни, работать. Воспитывала как любая советская бабушка, любила нас как своих детей. Поэтому в какой-то степени она нам заменила маму. Ее доброта и любовь воспитали и нас добрыми людьми. Земля ей пухом. Пусть она теперь наблюдает за нами с неба вместе с мамой. Я считаю, что близкие по жизни все равно остаются рядом с нами, даже когда они нас покидают. 

А сейчас я сам стараюсь сделать так, чтобы мои дети были воспитаны в тех же традициях. Я никого из них не балую, объясняю необходимость учиться. Понятно, что молодость, подростковый возраст, мало кто хочет учиться, все на жизнь смотрят немного под другим углом. Дети думают, что мама и папа уже смотрят на мир старомодно, ведь все сейчас меняется, может быть, даже учиться уже не надо – все есть в интернете, на YouTube, в поисковиках и соцсетях. Я как могу стараюсь подсказать, помочь советами, но без давления. 

Если же создавать для детей какой-то инкубатор с тепличными условиями, то они не будут готовы к самостоятельной жизни. Моя задача – сделать детей полностью самостоятельными, чтобы они понимали, где, как и для чего живут. Они учатся в обычных школах, так же, как и я в свое время. Я хочу, чтобы они сумели сами выстроить свою собственную жизнь, создать семьи и жить в обществе достойно. 

— По поводу учебы. Вас ведь швыряло из одной школы в другую много раз, как вы вообще учились? 

— Если честно, я учился не очень хорошо. Всегда, когда я выступаю перед учителями, то их благодарю. Потому что в моей жизни большую роль сыграли именно учителя. Зная мое положение, что я сирота, в школе не делали поблажек, а просто реально учили, воспитывали и помогали советом. Когда, например, я хотел после 8-го класса уйти из школы и поступить в училище, мой классный руководитель провел со мной беседу: «Ты, пожалуйста, все-таки закончи школу, получи аттестат, а потом можешь идти в училище или техникум». Он дал мне понять, что если по той или иной причине – армия, тюрьма или еще что-то – я не закончу училище и не получу даже аттестат о школьном образовании, тогда в жизни будет не на что рассчитывать. 

Благодаря таким классным руководителям, таким учителям я смог закончить школу. Да, учился я не очень, но это было не потому, что не был способен к учебе, а просто из-за жизненных обстоятельств. Мне чаще приходилось думать о том, что я буду сегодня есть, а не о том, как я закончу школу. Уже с 12 лет я всегда подрабатывал – летом помощником комбайнера, зимой какие-то стоянки охранял и так далее. Меня рублем никто не баловал, так что приходилось заниматься, в том числе бытовыми вопросами, хотя мне было 12-14 лет. 

Когда я учился в 10-11-м классах, то снимал комнату в коммуналке и жил один. Когда одноклассники и параллельные классы узнали об этом, то они не могли поверить. Сверстники утром просыпались, мамы им готовили завтрак, рубашку чистенькую и отправляли в школу. А тут я сам все это делал – на завтрак «Ролтон» заваривал, сам себе рубашку гладил. Тогда у многих это вызывало какую-то оторопь и недопонимание. Кто-то просто не верил. Когда я приглашал их к себе, то люди понимали, что в этой комнате действительно живут. Это вызывало определенное уважение и даже некую зависть у моих сверстников. Многим из них хотелось самостоятельной жизни. Понятно, что в подростковом возрасте хочется самостоятельности, жить одному, уйти от родителей. Но я им всегда говорил, «максимально любите и уважайте своих родителей, держитесь за них». Потому что у них было то, чего не было у меня. Конечно, я по-своему немножко завидовал им, по-доброму. Когда есть теплая кровать, теплые руки мамы, папы, которые могут обнять, по жизни помочь и так далее. Это те люди, которые о нас думают до последней минуты. 

— Вы же жили подростком один и пробивались из самых низов. Звучит так, будто вам есть что сказать по этому поводу.

— Да всякое было. Вообще, я же прошел и девяностые, и нулевые – подростком, молодым человеком. У меня в жизни было все. Я был простым подростком-оторвой, который был предоставлен, по сути, сам себе и улице. Но в тот же момент у меня было определенное понимание, что есть приоритеты, которые я себе поставил, – образование, высшее образование, семья, работа, бизнес. Я шел к этим целям, и шел постепенно. Хотя в жизни всякое бывало. Я не ангел и не святой. Через многое проходил, со многим сталкивался – со справедливостью и несправедливостью. Зато это мне дало четкое понимание, кто есть кто в жизни. Я со многими могу разговаривать на равных. 

Но не было тех вещей, за которые мне было бы стыдно перед собой или перед кем-то. Самое главное – со своей совестью быть в ладах.