«Мы попытались увековечить национальную историю героев татар»

«Мы попытались увековечить национальную историю героев татар»
Поговорили с участниками группы Barаdj, выступающей на татарском языке, об их
музыкальной альтернативности, татарской культуре и просвещении молодежи.

Группа «Барадж» — одна из тех, кто принял участие на теперь уже традиционном в День республики TatCultFest. Принято считать этот фестиваль проявлением «новой татарской культуры». Как правило, на этом фестивале есть музыкальные команды самого лейбла Yummy Music, другие дружественные группы. Музыку или форматы исполнений поверхностный слушатель (а может, и не только такой слушатель) назовет «альтернативщиками». В публикациях в СМИ, в самопрезентациях, в духе самого TatCultFest сквозит посыл, что эта музыка альтернативна татарской эстраде, татарской попсе, Салавату Фатхетдинову, Айдару Галимову, Элвину Грею и так далее.

Однако группа «Барадж» несколько выбивается из этой общей картинки. Во-первых, это на самом деле не такая уж и новая группа, новая музыка. Коллектив был основан в 2003 году. Во-вторых, команда продолжает приковывать внимание молодежи к своему творчеству, формат которого они сами определяют как post folk metal. А их тексты — на татарском языке.

«Основная идея группы — продвижение истории и культуры волжских булгар и татар среди молодежи по всему миру, а также призыв к слушателям помнить и узнавать больше об их собственных корнях», — говорится в сообществе группы «ВКонтакте».

«Мы попытались увековечить национальную историю героев татар»

Не является ли «современная татарская музыка», которую считают альтернативной, лишь техническим синтезом каких-нибудь несложных, неглубоких татарских тем и историй с различными музыкальными форматами и жанрами? Почему группа, поющая про гуннов и булгар, вдруг на TatCultFest спела песню про Мусу Джалиля? В чем источник вдохновения, творчества группы? Кто их слушает? Об этом и не только в интервью KazanFirst рассказал один из основателей музыкального проекта Джонатан Линдэйв (в миру Айдар) и её давний участник Алексей Ложенков.  

— Неужели сегодня круто работать с татарским кодом, с татарским материалом среди музыкантов?

Джонатан Линдэйв: Да, раньше у нас появились такие перспективы и мы решили работать в этом направлении [с татарским материалом]. Сама наша идеология заключается в том, чтобы представить культуру народа в музыке нового течения. Мы выбрали самый сложный путь — стиль metal. Нам нравится это. Мы попытались увековечить национальную историю, национальных героев, зафиксировать её. Молодёжь меняется, и что-то донести до аудитории трудно. Им нужны методы донесения.

— Та молодежь, о которой вы говорите, ей сейчас где-то 20 лет, (+/-5 лет). То есть ваша молодежь — это те люди, которые родились в первые годы вашей группы, которая началась в 2003 году. Как поменялась молодежь, которую вы видите и к которой обращаетесь?

— Я удивляюсь, но в нашу группу в соцсетях добавляется молодежь 16, 17, 18 лет. Хотя вроде как должны быть люди чуть постарше. Люди, похоже, заинтересованы не только в том, какой у нас контент. Их просто музыка привлекает.

— Как ваша команда существует в современных условиях, когда музыку принято слушать на стриминговых платформах?

Алексей Ложенков: Мы есть на всех стриминговых платформах. Мы двигаемся как стандартная независимая музыкальная группа. Контакт с такими коллективами в интернете, кто нас нашел, значит, нас нашел. Аудитория, как я наблюдаю в последнее время, находит нас через плей-листы и рекомендации.

— То есть ваша аудитория очень глубокая. Она вас ищет. Ваша аудитория знает, чего хочет, и знает, что искать?  

— Наш основной формат творчества — это metal.

Дж. Л.: Нас слушают те люди, которые хотят найти нашу музыку…

— Которым нужен просто folk-metal? Но нужен ли им ваш татарский материал?

— Эти люди, возможно, просто ищут для себя что-то новое. Они могут не слушать сам folk-metal. Они хотят какую-то изюминку, которая есть в разных музыкальных проектах. Они могут это купить или послушать и сказать, что им это не нравится. Или сказать, что они наши слушатели.

— Мне кажется, что современное направление в татарской музыке — типа группы Gauga, «Ак Бүре», Оммаж и так далее, обижать никого не хочу, мог бы ещё кого назвать, — это на самом деле просто разные направления стилей музыки. То есть folk-metal, post-metal, этно-попса, рок, инди-музыка и так далее. Мне кажется, они просто невыразительны сами по себе в своих направлениях, а может, и посредственные. Я не специалист, просто предполагаю. И для своей уникальности просто бросили взор на татарский материал, на татарский код. И вот у них получается чисто техническое скрещивание — что-то татарское с каким-то музыкальным стилем, не более того.

А. Л.: Если технически рассуждать, то что-то новое в музыке придумать очень сложно. Зачастую вся эта история касается всяких жанровых ниш. Это всё зачастую больше идет от маркетологии, а не от самой музыки.

Дж.Л.: Он верно говорит. Скажем, песни про любовь настолько примитивные, и это происходит среди людей, но песнями им как будто показывают то, как надо жить. А в старых песнях, в «древних» песнях любовь показывали не так примитивно, а её украшали романтизмом.

«Мы попытались увековечить национальную историю героев татар»

— Например, у вас на ТатCultFest была песня, посвящённая Мусе Джалилю…

— На стихи Мусы Джалиля…

— Я очень сомневаюсь, что тем слушателям на ТатCultFest, которые слушали вашу песню на стихи Мусы Джалиля, знакомо творчество самого поэта. Вряд ли сегодня молодое поколение зачитывается стихами Джалиля. Скажите откровенно: зачем вам тогда исполнять его песню? Не ошибаетесь ли вы с аудиторией?

А.Л.: Да, его творчество знакомо старшему поколению…

— И оно вас не слушает…

— Его стихи знакомы тем, кто занимается или кто занят своим культурным просвещением. Муса Джалиль — это своего рода икона, скрепа. Поэтому его на самом деле многие знают. У нас классная песня, она у нас получилась и нам удалось её реализовать в формате грустной песни, грустной баллады. «Соңы җыр» («Последняя песня») — это последняя песня человека перед тем, как он пойдёт на плаху, на смерть, на казнь.

Что касается современной татарской музыки… Я не думаю, что берется какая-то болванка стиля, типа инди-, берется татарское, это всё склеивается… Не всегда так получается. Есть своего рода ментальность, есть музыкальный вайб, и он посредством каких-то жанровых шаблонных историй создает продукт. Так или иначе, в итоге получается творческий продукт. Другое дело — насколько он искренний и настоящий. Если у нас разговор про это, то я действительно вижу мало годной музыки. Но в целом я вижу классных ребят, ту же Yummy Music, у которых получается классный продукт.

Взять, например, ту же Gauga. Я не скажу, что слушаю такую музыку, я не фанат такой музыки. Но мне нравится то, что они делают, с музыкальной точки зрения.

Я в начале этого года озадачился одним исследованием. Мне один товарищ в тусовке сказал, что у нас не тот моң. Но он не смог мне объяснить, что такое моң. Но это напевность, мелодия. Грубо говоря, когда за душу берет, если выражаться поэтическим языком. Главное, чтобы в песне вот этот моң был. Тогда получается классная музыка хоть в Албании, хоть в Мьянме.

Дж.Л.: Вы сказали, что аудитория не знает творчество Мусы Джалиля или не знакома с ним. Но наша музыка для того и сделана, чтобы они нашли его творчество, понимаете? Иначе он просто будет утерян среди всего этого архива, никто его не прочитает. А он такие вещи говорил, писал, которые в будущем могут оставить любой конфликт. Об этом и говорится в нашей песне. Есть очень глубокие мысли, и желательно всеми этими мыслями делиться, чтобы они, молодые ребята, могли посмотреть, что мир может быть и не таким, как они его себе представляли. Чтобы они видели Мусу Джалиля. Хочется добавить к этому каких-то эмоций. Потому что когда я пел песню «Соңы җыр», я сижу дома, мотив песни набираю… и заплакал. Представляете? Я понял, что это чего-то стоит, и я захотел с ребятами сделать песню «Соңы җыр».

— Для творческих людей, в том числе и вам, скорее всего, для творчества нужны эмоции в виде восхищений, впечатлений от чего-либо, то есть какой-то источник творчества. Вы работаете с татарским материалом. Вам достаточно для вашего творчества источников творчества? Скажем, какие-то книги о татарах, на исторические темы? Может, какой-то контент в виде фильмов, сериалов? Может, какое-то событие или мероприятие, которое вы посетили, увидели, услышали? Вас устраивает для творчества, для вашего состояния flow имеющаяся татарская среда?

А.Л.: Источник вдохновения… У нас участники коллектива искались по принципу «Не ищи себя в музыке, а ищи музыку в себе». Да, мы вдохновляемся разными моментами, но не обязательно это что-то из поп-культуры. У нас большинство музыки, текстовые подачи, информационный посыл чаще всего идет из древней культуры татар.

Например, мы сегодня играли песню «Мак». На самом деле эта песня про цветок. Но если копнуть глубже, то там есть love-история, которая глубокая и не пошлая. Хотя нет, пошлость есть, но она заромантизирована.

«Мы попытались увековечить национальную историю героев татар»

— У вас с 2003 года было желание поменять название группы? Не устали от названия Baradj?

Дж.Л.: У нас в 2003 году было немного другое название «Хайлос Барадж». Потом мы оставили просто название Baradj. Имелось в виду странствие дракона Бараджа, его место обитания. Мы с первым гитаристом Рустемом Шагитовым перед первым выступлением сидели и думали, как назваться. Мы подготовили песенку в Школе милиции, откуда мы начали свой творческий путь.

Про дракона Бараджа мне рассказал мой дядя. Он рисует картины на булгарскую тему, его зовут Булат Гильфанов. Многие обложки наших альбомов — это его работа.

— Булат Гильфанов — в мире исторической науки очень классный художник, который нам подарил яркие, сочные образы Волжской Булгарии. Чего только стоят его картины о булгарских воительницах.

— Да, он наш источник информации, творчества.

— В современном мире вам как музыкальной группе достаточно вашей аудитории, чтобы жить, творить, получать гонорары, зарплату платить?    

— Та музыка, которую делаем мы, — это не попса. Поэтому она и продается по-другому. Но мы ищем аудиторию не для того, чтобы продать много альбомов, а для того, чтобы заставить наших слушателей мыслить, предложить им «А не хотите подумать вот об этом…?». У нас есть песни о булгарах, о гуннах… Мы про эти темы рассказываем историю. Нам тексты пишут Булат Гильфанов, Ильдар Шафиков. Скажем, песню «Булгар иле» я написал вместе с дядей.

— Сегодня люди активно интересуются средневековьем. Скорее всего это поддерживается, усиливается такими популярными сериалами, как «Игра престолов», «Викинги» и так далее. Видимо, люди хотят вырваться из своих офисов, из современного сложного мира и погрузиться в увлекательный мир рыцарей, воинов на лошадях и с мечами, в мир драконов и замков. И у вас как раз есть образы и символы средневековья — название «Барадж» в честь легендарного татарского змея-дракона, песни про Волжскую Булгарию, про гуннов. Несмотря на то, что у вас нишевая музыка, вы чувствуете к себе внимание из-за мейнстримного обращения к средневековью?

А.Л.: Мне кажется, многие не интересуются этими аспектами. А вот наша музыка как раз для тех, кто всем этим интересуется. Я замечаю, что люди, которые с нами хотят познакомиться на концертах, — это в основном люди, вовлеченные в нашу культуру, они прошаренные.

Comment section

Добавить комментарий

Войти: