«Мы сформулировали для себя концепт «благородной лжи» и живем по нему»

Некогда философ Лео Штраус, повлиявший на американских неоконсерваторов конца ХХ начала XХI века, а они составляли всё политическое и военное окружение Джорджа Буша-младшего в период его президенства, выдвинул идею о «благородной лжи» (noble lie) для масс.

Но то заморский вариант, а есть наш, отечественный. Такое ощущение, что мы сформулировали сами для себя какой-то концепт «благородной лжи» и живем по нему, обманываясь, самообольщаясь. Нам удобно запереться в этом визуальном домике и скрыться от всех внешних невзгод, не брать на себя историческую ответственность за судьбу сообщества, нации, страны.

Мы словно находимся в мире симулякров, искусственных, неживых материй. У меня большие сомнения на предмет того, есть ли у нас вообще общество. Если и есть, то какое-то идейно-гибридное (либералы, левые, правые, молчаливое масса), склеенное нарочито и небрежно для политологических задач власти. В России не было иной общности. Это уже не советские люди, не россияне, не гражданское содружество, не имперская пассионарная единица, не сословные крестьяне, не православные, не агностики. Большинство пребывает в аморфности, в вязком диктате растворения. Их соединили искусственно.

Россия мучительно ищет некий «третий путь», отвергая Запад, и с недоверием глядя на Восток. Уже не крестьянская община, но и не постиндустриальное общество, хотя советский социум был, можно сказать, насильно индустриализирован против своей воли. Но вот какой ценой?! Сталин назвал коллективизацию (она была частью проекта индустриализации страны) «революцией сверху».

Но она едва не закончилась крахом его проекта. Апогей коллективизации — бунт крестьян. Сталин рассылает партийным секретарям телеграмму (бумажную, естественно). Текст примерно такой: государство на краю катастрофы, антиколхозное движение перерастает в антисоветское повстанческое. Дальше Иосиф Виссарионович пишет свою знаменитую статью «Головокружение от успехов», где выступает в роли спасителя народной крестьянской толщи от зверского рвения бюрократии.

Это интересно тем, что он одновременно был хозяином (его функционеры так и называли) кафкианского типа бюрократии и ее внутренним оппонентом. Он выступал в роли склейщика двух антагонистических начал. Все-таки он был воспитан диаматом.

Всякая революция это изменение ракурса «собственность и власть». Коллективизация этот ракурс буквально перевернула. Община была ликвидирована, частное владение тоже, крестьянство деморализовано. Сломав старый деревенско-общинный уклад, «вождь народов» собрал «нового человека». Одна часть этой новой социообщности была впоследствии брошена в лагеря, другая — на стройки века в новые индустриальные города, третья была оставлена в колхозах.

Эти атомизированные «новые люди», рассредоточенные по архипелагам власти и территорий сформировали социальную ткань сталинского авторитаризма. Сталинский социум.

Сейчас же по улицам городов и сел бродит постсоветский, постчеловек.

Персонаж разных эпох, раздираемый изнутри различными идеологическими установками. Он может быть одновременно за монархию, за Сталина, поддерживать левый коммунизм и Путина, но при этом требовать себе неограниченных либеральных свобод. Это пассивное общество потерянного будущего.

Активная Россия (интеллигенция, бывшие рвачи-комсомольцы, ушлые спецы всех уровней) еще 30 лет назад жила в сектантском ощущении самоутраты. Но затем она оформилась в социальные страты со своими кланами, политическими партиями, СМИ, интересами, ценностями. Это и есть актив этого синкретического общества, его энергетический полюс, управляющий пассивной массой.

При этом в воздухе огнем пылают разговоры о каком-то «народе». Экс-архитектор политического здания «суверенной демократии» и высокопоставленный чиновник Владислав Сурков это выразил понятием «глубинный народ». Писатель Дмитрий Быков в романе «ЖД» описал некий «коренной народ». Об эту мифо-конструкцию то и дело спотыкались русские интеллигенты: народники, эсеры, советские диссиденты, нынешние футуро-почвенники.

Что тут можно заключить? В России переизбыток прошлого, который цепляет настоящее и не даёт ему уйти. Атомизированное общество трагедийно ищущее выступ, чтобы оттолкнуться в будущее, не может этого сделать. На ногах тяжелые гири прошлого.

Извечный отечественный Сизиф, то и дело водружающий валун прошлого на верхушку «Волшебной горы» Томаса Манна.