Пусть сильнее грянет триллер

Мистическую драму «Сагынырсызмы?» («Скучать будете?»), премьера которой состоялась в театре Камала, я бы назвала «Искусство легких касаний» (как книгу Пелевина). Почему? Потому что всего там имелось по чуть-чуть: музыки, визуальных эффектов, социальной сатиры, мелодратизма, хоррора. Тем самым главный режиссер театра Фарид Бикчантаев создал пространство, в котором было комфортно предаться размышлению о насущных для каждого человека вопросах: существует ли душа? что будет после смерти? куда попадают покойные родственники и можно ли поддерживать с ними связь? — ведь действие спектакля происходит в послесмертии, в своего рода чистилище, сценической метафорой которого избран автовокзал.

«Интерьер советского периода» — указал драматург Артур Шайдуллин в ремарке, и режиссер, следуя ей, воссоздал эпоху позднего СССР: деревянные кресельные блоки, автомат с газированной водой, буфет с самоваром. Но все-таки добавил от себя граммофон, тем самым расположив персонажей во вневременьи и вненаходимости — упоминание о том, что действие происходит в старом Елабужском автовокзале, в постановочном варианте пьесы отсутствует.

Конечно, чтобы браться за мистическую драму о посмертном существовании, нужно иметь опыт встречи с потусторонним или дарвизионерства, как Даниил Андреев, Сведенборг и Ибн Араби. Бикчантаев не рискнул себе этот дар приписывать и деликатно перевел стрелки на драматурга — все вопросы к непоняткам в устройстве «чистилища» возникают к Шайдуллину. 

Существует широко распространенное мнение, что души не сразу отправляются в мир иной — некоторое время пребывают около своих близких, прощаются. Однако некоторые застревают меж тем и этим светом надолго — становятся «двудомниками». Согласно исследователю славянского фольклора Седаковой, такая участь постигает души людей, умерших неестественной смертью — раньше срока, отпущенного биологической программой. Из содержания спектакля становится ясно, что у драматурга свое мнение в этом вопросе: его автовокзал — временное пристанище для душ людей, у которых остались большие долги в земном мире, и тех, перед которыми сам мир остался в непомерном долгу.

Действительно, большинству персонажей спектакля «Сагынырсызмы?» (это в основном жертвы столкновения КАМАЗа, межрейсового автобуса и машины такси) есть за что оправдываться перед Всевышним.

Старики Сажида (Зульфира Зарипова) и Равиль (Халим Залялов) выгнали родную дочь из дома за легкомысленный, с их точки зрения, выбор жизненного пути — петь и сниматься в кинофильмах. Бизнесмен Тагир (Фанис Зиганшин) строил на свои средства мечети и школы, но… «неискренне». Самое ужасное — он четыре года не появлялся в родной деревне и забыл о восьмидесятилетнем юбилее матери. Коммивояжер и авантюрист Григорий Ростовский (Рамиль Вазиев) так осерчал в молодости на отца, что на похороны его не приехал, более того, скрыв под звучным псевдонимом «сермяжное» татарское имя — Гариф Ризванов, запустил собственный сектантский проект. Гульнур (Алсу Каюмова) всю жизнь «каждой клеткой тела» ненавидела мужа-алкоголика, пока не упекла его в дурдом, когда раздел нажитого и развод затянулись. Из-за непотушенной сигареты Вильдана (Минвали Габдуллин) сгорела половина родного села. У юноши Айдара (Ришат Ахмадуллин) и водителя фуры Федора (Айрат Арсланов) — грехи полегче: первый мучает любимую девушку неопределенностью — не признается в любви, а, второй ни разу в жизни не обрадовал преданную жену подарком. Ну а десантник Раяз (Алмаз Гараев) и вовсе безгрешен, так как солдата, не получившего разрешение ехать к тяжело больной матери, никто не имеет права назвать дезертиром.

В одном пространстве с этими несчастными находятся две женщины, совершившие грех самоубийства: Анна (Миляуша Шайхутдинова) бросилась от безысходности с ребенком под поезд, а буфетчица Нурания (Афият Шакирова), не вынеся тягот жизни с мужем-инвалидом, — под КАМАЗ. Начальник автовокзала Фуат Идрисович (Искандер Хайруллин) из жалости прячет их здесь, так как подозревает, что женщин в пункте конечного назначения ожидает суровое наказание — то ли адские котлы и черти со сковородками, то ли кишащие комарами болота, согласно представлениям коми.

Сам Фуат Идрисович не ведает, что в прошлом натворил: «Знаю, что я здесь очень давно, скорее всего, я совершил что-то очень плохое». Почти три десятилетия он встречает на перевалочном автовокзале людей, чья жизнь внезапно прервалась, старается смягчить им удар от осознания конца и дать последнюю возможность попробовать в буфете любимые ароматы и вкусы -стелет соломку перед приходом Жнеца (Эльвир Салимов), который, подобно Харону, переправляет души в суд высшей инстанции.

Выглядит этот инфернальный персонаж как внук әҗәля 1550 из легендарного спектакля по пьесе Туфана Миннуллина. Вообще-то, Шайдуллин сознательно предполагал аллюзию на «Альмандара из деревни Альдермеш», но Бикчантаев намеки на сценического предшественника из реплик убрал и переименовал әҗәля в Жнеца — заменил лобовой намек на пресловутое легкое касание. В итоге получился не черт и не ангел, а смесь протестантского священника с добросовестным, несколько утомленным служащим небесной канцелярии. Жнец хладнокровен и слегка насмешлив. С одной стороны, он возмущен самоуправством Фуата Идрисовича в отношении самоубийц, с другой — ухищрения простого смертного его забавляют: «Такие, как вы, вносят разнообразие в нашу рутинную работу». Жнец не человеколюбив, но снисходителен, многим персонажам он дает возможность распутать кармические узлы хотя бы тем, чтобы просто выговориться, осознать содеянное и раскаяться. 

Но мысль о возможности пойти на подлог, нарушить инструкцию под влиянием симпатии к кому-то из людей Жнецу, в отличие от әҗәля 1550, не приходит в голову. Он лишь на мгновение замирает перед переносной люлькой, чтобы вручить спящему младенцу Гульнур билет на тот свет, и это, на мой взгляд, самый жуткий момент в спектакле, от которого мурашки бегут по телу.

В принципе, нагнетания тревоги и страха в спектакле могло бы быть больше. Между прочим, Шайдуллин начинал свой творческий путь с сочинения хорроров и триллеров, ведь он елабужанин, а пространство тысячелетней Елабуги плотно заселено миражами прошлого. Поэтому из текста его драмы при желании можно реально наколдовать новый «Солярис». 

Так, во втором действии, из слов Григория, безуспешно пытавшегося спастись бегством из заклятого автовокзала, мы узнаем, что рядом располагается заброшенная деревня: сотни ржавеющих под небом машин, старые автобусные остановки, дремучий лес, гнетущая тишина… Фуат Идрисович поясняет, что это деревня, жители которой до смерти забили мальчика-пастуха, потерявшего коров, и с тех пор сельский люд, избывая наказание, пасет здесь свое стадо. А беспокойная душа мальчика с ними рядом: поет песни, ищет животных… По сути, здесь мы имеем   материализацию кошмара, загнанного Жнецом из милосердия в подсознание, Фуата Идрисовича. Иначе муки совести свели бы его, причастного к расправе, с ума.

Или, например, ближе к финалу, во время выговора о служебном несоответствии Жнец неожиданно предается ностальгии. Вспоминает, как раньше на месте автовокзала располагался постоялый двор, у большого камина грелись разбойники, цыгане, мелкие лавочники, солдаты и купцы. «А что творилось, когда одни назывались “красными”, другие “белыми”! Они и здесь пытались убить друг друга, зная, что уже мертвы!» Вот бы оживить эту картину!.. (Кстати, беседа Жнеца с Фуатом Идрисовичем великолепна: никакой раскачки по эмоциям, как у әҗәля 1550 с Альмандаром, — только внутреннее напряжение и мерцающее свечение в глазах Хайруллина).

Аномалии физических свойств окружающего пространства автовокзала, при желании выдержать жанровую чистоту триллера, тоже можно было бы сгустить. А то несколько внезапно погибшие в аварии пришли к прозрению, без должного кумулятивного эффекта: в начале первого действия удивились тому, что сотовые телефоны не работают, а в его конце обнаружили, что оплеухи и зуботычины на удивление безболезненны. Правда, после этого Динар из вредности пролил на спину Григория горячий чай, и тот подскочил как ужаленный (налицо противоречивость выводов, сделанных из фантастического допущения о потере чувствительности — непорядок).

В общем-то не трудно догадаться, почему Бикчантаев не стал заигрываться с мистикой — в «Сагынырсызмы?» помимо мистической составляющей сильны мелодраматическая и социально-критическая. Взять обширный диспут о перестройке общества в девяностые годы, который вспыхнул между Тагиром и стариками, — спор прекрасен неоднозначностью полярных точек зрения, но для мистической драмы все же избыточен. Режиссеру, в процессе постановки, думается, не без труда удалось прийти к синтезу и не скатиться в жанровую болтанку.

Другую сложность представляла густонаселенность пьесы, да еще персонажами, которых в прошлом ничего не связывало. Как организовать между ними драматическое взаимодействие и провести сквозное действие? Разумеется, на решение этой задачи был брошен Искандер Хайруллин — актер с богатым опытом игры расщепленных персонажей. (Вспомним пребывающего во внутреннем конфликте Халима, страдающего монстра Ричарда III, садиста поневоле Зимина и одержимого марксизмом-ленинизмом Виля).

В роли Фуата Идрисовича Хайруллин гасит внутривидовую агрессию, то и дело вспыхивающую в пестрой компании покойников, всячески затягивает осознание ими произошедшего, так как растерян от их небывало большого количества. При этом сам он терзается сознанием собственной страшной вины, только не знает какой, а потому предпочитает носить вместо форменного головного убора дурацкую шапочку, похожую на клоунский колпак. Тут как в стихотворении Виктора Коркия «Прости, собрат, что я не плачу, а тихо корчусь на смеху…» — такое изысканное эмоциональное состояние транслирует Хайруллин. 

К сожалению, в спектакле нет ярких женских образов — все они здесь несчастные, загнанные обстоятельствами на грань несуществования. Ни одной успешной самодостаточной дамы. Из этого печального ансамбля выбивается лишь Лейсан Файзуллина в роли Амины, преданной помощницы Тагира. Да, она безропотна, следует за своим кумиром, как бледная тень, записывает в блокнот каждое его слово. Но Файзуллина подает образ Амины с таким гротескным нажимом, что это делает ее существование на сцене энергетически заряженной формой.   

Среди мужских персонажей притягивает внимание Ришат Ахмадуллин. Он убедительно передает самообладание своего героя и напряженную концентрацию на благородной задаче — доставить больного друга (Алмаз Бурганов) и его близких (Гузель Гюльвердиева и Айгуль Хайруллина) в аэропорт.  В исполнении Ахмадуллина именно Айдар внушает надежды на блестящую будущность. А вот в то, что Тагир станет депутатом Госсовета, не верится. И актер Зиганшин здесь вовсе ни при чем. Также нет никакой вины Вазиева в неубедительности Григория Ростовского. Это драматург, а вслед за ним вынужденно и режиссер, сделали из двух самых успешных мужчин слабаков. Бизнесмена поучают, насмехаются над ним, а Тагир знай оправдывается. Хотя человек, который достиг такого уровня благосостояния, что может спонсировать строительство школ и мечетей, должен хладнокровно владеть речевыми стратегиями. Он не может позволять другим обесценивать себя, а себе — оправдываться. Григорию достается еще больше: его колотят и оскорбляют. Между тем кому, как не организатору секты, виртуозно пользоваться манипулятивными техниками и строить толпу. Да уж, из советского автовокзала мы удалиться можем, а удалить его из себя — никак: если кто-то достиг вершины социальной иерархии и достатка, обязательно вызовет подозрение, что с гнильцой.

Буду ли я скучать по этому спектаклю, по «Сагынырсызмы?», как я скучаю по трагифарсу «Дивана», спортивной комедии «Баскетболист», спектаклю «Дуслар җыелган җирдә»? Как скучаю по Искандеру Хайруллину в роли одноклеточного монолитного персонажа — бармена из спектакля «Мылтык»? Без колебаний ответила бы «да», если бы в спектакле воссоздали елабужский колорит. Ведь прототип чистилища — старый елабужский автовокзал-стекляшка, расположенный в верхней части города, — мне хорошо знаком, также вид на Каму, который оттуда открывается. 

Кстати, под занавес в спектакле на заднике появляется изображение реки в лучах закатного солнца, поэтому русский вариант названия драмы — «На закате». Точно знаю одно: буду с нетерпением ждать возможности посетить показ «Сагынырсызмы?» еще раз, спустя полгода или год, чтобы посмотреть какими нюансами и смыслами он пророс.

Автор рецензии: Галина Зайнуллина