«Государство не видит в малом и среднем бизнесе источника экономического роста»

Жесткая вертикаль должна помочь стать России одним из мировых центров. Но какой ценой? Об этом мы поговорили с депутатом Госсовета Татарстана Николаем Атласовым.

— Николай Михайлович, вы депутат Государственного Совета Татарстана, известный в республике предприниматель, занимающийся переработкой отходов. Нам интересна ваша точка зрения по многим темам. Но, прежде всего, хочется спросить, как вы оцениваете итоги прошлого года с позиции интересов Татарстана?  

— Знаете, на этот вопрос можно ответить политкорректно, а можно откровенно.

— Лучше откровенно.

— Для Татарстана 2021 год — это год сдачи многих важных позиций. Самое громкое политическое событие в этом смысле — это вынужденное принятие решения об отказе от должности президента республики. Это политическое решение, навязанное федеральным центром, довольно спорное с правовой точки зрения. Не случайно, что КПРФ, членом которой я являюсь, выступила против этого решения. Но нужно понимать, что отказ от президентства в Татарстане — это всего лишь одна из новаций, которая реализуется в рамках федерального закона о региональной публичной власти. Ведь в этом законе очень много положений, ущемляющих права регионов. И вопрос о президентстве в Татарстане далеко не главный. Федеральный центр в целом усиливает контроль над регионами в такой степени, что уже нельзя говорить о федеративном характере России. Теперь ведь даже министров региональных правительств надо будет согласовывать с федеральным центром. А это еще большее сокращение политических прав регионов. Не думаю, что это разумное решение.

— А чем, на ваш взгляд, это можно объяснить?

— Общей политической логикой, в рамках которой развивается Россия. Здесь как внутренние, так и внешние причины. Внутренние связаны с пресловутым транзитом, который вроде бы уже отменен в связи с казахскими событиями. Внешние причины тоже понятны. В последние годы наша страна явно усиливает свой политический вес на международной арене. Мы это видим по многим событиям. Я не являюсь специалистом в этой области, поэтому могу лишь выражать точку зрения известных политологов, экономистов. Многие из них говорят о смене глобальной экономической системы, о перестройке на новый лад международных отношений, о становлении многополярного мира и создании сфер влияния.

Результатом этого является ужесточение политического режима. Регионы встраивают в единую систему жесткого подчинения по вертикали. Похожие процессы также идут и в экономике.

— В чем это выражается?

— Я вам обозначу один из косвенных признаков. У нас в стране практически перестали говорить о какой-либо поддержке малого и среднего бизнеса. Я имею в виду системные, комплексные решения — принятие какие-то там программ, стратегий и практических мер. У нас о малом бизнесе в последний раз серьезно говорили лишь в контексте его поддержки из-за коронавируса. Но это все ситуативное. Тут если и была поддержка со стороны государства, то она объяснялась только одним — боязнью масштабных протестов. А если говорить о каких-то стратегических подходах, то уже всем очевидно, что государство не видит в малом и среднем бизнесе источника экономического роста. У нас до сих пор могут существовать ведомства по поддержке предпринимателей, бизнес-омбудсмены, действовать какие-то программы, принятые много лет назад. Однако все эти институты уже почти не работают. Малый бизнес живет сам по себе. Государство если и не давит его окончательно, то только потому, что эта сфера еще аккумулирует в себе значительную часть рабочих мест и предпринимательского сообщества, которых нельзя полностью лишать источника существования. Это политически опасно. Но сфера малого и среднего бизнеса для государства интереса не представляет.

— То есть ставка делается только на крупный бизнес.

— Конечно. Но на самом деле крупный бизнес всегда находился в привилегированном положении. А к настоящему времени эта ситуация только усилилась. Это объясняется тем, что государство стало очень активно влиять на экономику через поддержку различных дорогостоящих инфраструктурных проектов. Многие из этих инфраструктурных проектов реализуются в политических интересах. Воссоединился Крым с Россией в 2014 году — понадобилось строительство моста. Понятно, что малый бизнес тут ничем не поможет. С таким проектом не каждая крупная компания справится. Но мост построили. Также реализуется широкая программа по развитию инфраструктуры Крыма — дороги, аэропорт, водоснабжение и т.п. Это миллиардные инвестиции, освоить которые способны только крупные корпорации. А поскольку таких инфраструктурных проектов становится все больше и больше, то роль крупного бизнеса возрастает. Причем, не просто крупного бизнеса, а в первую очередь госкорпораций.

В качестве примера можно привести Корпорацию развития Дальнего Востока и Арктики. Её создание — это тоже отчасти результат реализации политических интересов, связанных с развитием Дальнего Востока и Севморпути. Стратегическая цель деятельности этой корпорации — удержать за Россией Дальний Восток через сохранение там населения и укрепление экономических связей с центром страны. Корпорация развития Дальнего Востока и Арктики создавалась под реализацию проекта «Дальневосточный гектар». Сейчас она также управляет более 10 территорий опережающего развития и торговым портом Владивостока и через нее также идут большие инвестиции.

Но самые очевидные примеры госкорпораций — это «Ростех» и «Росатом». «Ростех» занимается вообще очень многим — оборонка, автомобилестроение и даже мусоросжигательными заводами. То есть усиление роли государства в экономике усиливает роль крупного бизнеса и прежде всего госкорпораций и это усиливает централизацию в экономической сфере. Малому бизнесу в этой системе остается не очень много места.

— Но ведь и крупные частные компании тоже растут. Возьмите тот же «СИБУР», поглотивший «ТАИФ».

— Верно, но процесс поглощения «СИБУРом» «ТАИФа» тоже следует в этой же логике централизации, хотя вроде бы это реализуется на уровне компаний, которые считаются частными. Это, кстати, второе крупное событие прошлого года, которое следует оценивать как поражение Татарстана, республика лишилась контроля над большей частью своей нефтехимии — одной из основных отраслей татарстанской экономики.  

Просто этот контроль пока носит опосредованный характер. Но понятно же, что «ТАИФ» сдался «СИБУРу» не от хорошей жизни, а от отсутствия перспектив самостоятельного развития. А отсутствие этих перспектив — отчасти результат и политических решений. Ведь Россия сейчас находится под санкциями и возможности ее компаний, к примеру, кредитоваться на западных рынках ограничены. «ТАИФ» оказался загнан в угол. Хотя это не главная причина проблем «ТАИФа», многие эксперты указывают и на другие причины. Но в результате поглощения данной компании республика теряет контроль над своей экономикой, а значит снижается ее политический вес.

Сейчас, в условиях обострения международных отношений потребность в мобилизации только нарастает. Это будет оказывать дополнительное давление на экономику и финансовый сектор в сторону централизации всех процессов.

— Получается, что Татарстан ожидает не очень радужная экономическая перспектива.    

— Экономические перспективы Татарстана сейчас целиком зависят от состояния экономики России. Но сказать, что все однозначно плохо тоже нельзя. Потому что власти республики по-прежнему активно работают с федеральным центром, пользуются доверием в российском правительстве. Благо, что в нем теперь есть выходцы из Татарстана.

Стоит также отметить, что значительно изменились подходы в работе. Могу ошибаться, но сейчас выскажу свою точку зрения, как это я вижу. Раньше, лет 20 назад, когда Татарстан обладал большей экономической самостоятельностью, правительство республики стремилось найти источники роста ее экономики во внутренних резервах.

Например, поддерживали развитие малого и среднего бизнеса, принимая те или иные программы, а это налоги и рабочие места. Это давало отдачу. Понятно, что сейчас это тоже есть, но сфера малого и среднего бизнеса уже давно не в приоритете, потому что у республики нет ресурсов для оказания прямой и полноценной поддержки. Государство старается создавать инфраструктуру, те же промпарки в районах, но, насколько я знаю, многие из них так и не удалось загрузить. Банковское кредитование тоже не работает в должной мере.

Другое традиционно важное направление — это взаимодействие с иностранными инвесторами, которая республика осуществляет во многом самостоятельно. Но в последние годы на фоне экономического кризиса и коронавирусной пандемии возможности привлечения в экономику Татарстана иностранных инвестиций ограничились. Более того, на фоне последних международных событий имеет место бегство капитала из страны. Поэтому иностранные инвестиции тоже не способны обеспечить республике экономический рост.

В результате одним из главных источников экономического развития Татарстана стало привлечение в республику федерального финансирования в рамках развития инфраструктурных проектов. Насколько я вижу, именно это направление работы является одним из приоритетов для правительства республики. Конечно, эта работа велась активно и ранее. Президент Татарстана Рустам Минниханов всегда требовал от министров плотного взаимодействия с федералами для привлечения в республику федеральных средств, в том числе на условиях софинансирования. Но сейчас это направление, как я понимаю, стало чуть ли не самым важным. Потому что чисто внутренних источников эконмического роста почти не осталось. Да, есть еще «Татнефть» со всеми ее проектами, но в целом можно сказать, что если речь идет о больших деньгах, то сейчас они находятся только в Москве.

— В деле привлечения федеральных средств в Татарстан, наверное, особую роль играет вице-премьер России Марат Хуснуллин.    

— Конечно. Марат Шакирзянович в правительстве России отвечает за инфраструктурное развитие, под которое идет большое финансирование. И судя по той информации, что мы имеем, у него очень доброжелательные рабочие отношения с руководством нашей республики. Строительство автодороги М-12 из Москвы до Казани — это огромные федеральные инвестиции. В перспективе эта трасса пройдет через всю республику и уйдет в сторону Екатеринбурга и далее на Восток. И вдоль нее возникнут точки экономического роста.

— Проекты развития агломераций, которые продвигает Хуснуллин, тоже предполагают федеральное финансирование?    

— Здесь намного сложнее. Насколько я понимаю, тут речь идет о том, что федеральный центр намерен финансировать, к примеру, транспортную инфраструктуру агломераций — основные дороги, аэропорты, мосты. Это тоже огромные деньги, поэтому президент Татарстана Минниханов на недавней встрече с главой Счетной палаты страны Алексеем Кудриным поддержал развитие агломераций в Татарстане — Казанской и Закамской (вокруг Набережных Челнов). Но я так понимаю, что в контексте развития агломераций также возможно создание некой госструктуры или госкорпорации, которая будет координировать и даже управлять процессом развития агломераций. В общем, понятно, что если этому проекту дадут старт и под него пойдет крупное федеральное финансирование, то распределять их будет тоже какая-нибудь госкорпорация.  

— Но принято считать, что госкорпорации не эффективны. И к тому же в них велика коррупционная составляющая.     

— Есть такая точка зрения. Знаете, по этому вопросу существуют разные мнения. Некоторые экономисты считают, что эффективность крупных компаний не зависит от формы собственности. Проблему создают их размер и сложности в управлении. Чем крупнее компания, тем сложнее ее контролировать и реализовывать эффективными управленческие решения.

У меня компания средних размеров, я доскональную знаю все ее производственные объекты, знаю почти всех сотрудников и могу с определенной периодичностью контролировать эффективность производственного процесса на всех циклах. 

К тому же когда мы говорим о деятельности государственных или полугосударственных корпораций, нужно понимать, что в их случае очень часто эффективность — понятие относительное. Есть чисто экономическое измерение эффективности, определяемое соотношением затрат и результата, а есть политическое измерение. Взять тот же Крымский мост — проект очень затратный, в ходе строительства которого наверняка был и перерасход изначальной сметы + коррупционная составляющая. Но появление этого объекта имело важное политическое значение для России, которое фактически закрепило Крым в ее составе, что понимают не только крымчане, но и на Украине, и на Западе. В этом случае с точки зрения государства политические приобретения перевесили экономические издержки. Тем более что Крымский мост имеет важное значение в долгосрочном плане.

Так что растущая роль крупных компаний и госкорпораций — это во многом отражение централизации процессов в экономике, которое является следствием аналогичных процессов в политической сфере. С точки зрения Татарстана, наверно, это не очень хорошее явление, но это реальность, под которую республика вынуждена подстраиваться.

— Спасибо за беседу.

Читайте также: Ключи к мировым рынкам и «зеленая» энергия: что ждать Татарстану от соглашения с СИБУРом